Вигдис какое-то время молча смотрела на Маргу, скользя взглядом по всклокоченной и давно не чесаной гриве, по запачканному лицу, которое, казалось, все состоит из питаемых ненавистью черных огненных глаз, по разорванной и грязной одежде. Пошевелив раздраженно щекой, не меняя строгого выражения на каменном лице, Вигдис отвернулась.
И хотя старуха на нее сейчас не смотрела, Марга почувствовала, как на нее смотрят по-другому, словно кто-то брезгливо и настороженно рассматривает, ощупывает, разбирает по частям — изнутри. Как будто ее, глупо попавшую в западню молодую волчицу — израненную, обессиленную и ошалевшую в плену бросили перед глыбищей — огромной, матерой, неизмеримо более сильной медведицей. Зверюга сейчас принюхивается, неспешно решает — как именно ее сожрать: оглушить ли ударом лапы, откусить ли голову, или распороть брюхо…
Марга хотела ударить, огрызнуться, укусить в ответ — и ничего не получалось. Наоборот, она чувствовала, что на ее силу словно кто-то наступил, положил тяжеленный камень. И этот камень — вот эта грозная великанша.
Пока Вигдис думала и решала, сбоку к Маргарез сейчас подошла другая обитательница гарда — молодая и крепкая женщина. Внезапно замахнувшись не по-женски широко, гардянка заехала Марге кулаком в нос. С другого боку приблизилась еще одна, схватила за волосы, за кольцо на шее, пригибая к земле. Кто-то ударил в бок — кажется, ногой, и еще раз, и еще — в голову…
— Не бейте в живот! — закричала Марга, оказавшись на земле, в грязи. — Не в живот… Прошу, пощадите! У меня будет ребенок.
Услышав такое, Сама и Керлин смягчились. Посадили на сено, утерли кровь. Вопросительно уставились на Вигдис — что с ней делать дальше?
Вигдис, внимательно и сосредоточенно рассматривая Маргу, произнесла:
— Мы все здесь — принцессы. Но жить-то надо… Ты — черная снаружи и такая же черная внутри. Но ты — сильная. У тебя своя судьба и ты не вечно будешь находиться в гарде. Тебе выпадает посидеть и на королевском троне. Но пока, раз ты черная, будешь при коптильне — чистить сажу и носить дрова. Тебе все покажут и расскажут. Береги дитя.
— Дай ей настойки брира, — вдогонку сказала Вигдис одной из женщин. — Видишь, черноволосая животом мается.
Выпив снадобья Коровьей королевы, съев потом хорошую порцию ячменной каши, Марга скоро оклемалась и пришла в себя. Было больно — болел разбитый нос; было обидно и страшно. Рабыня… Волчицу посадили на цепь, вырвали клыки, научили ласково вилять хвостом… Очень хотелось плакать. Но где-то там, внутри, шевелились и пели чистым звоном слова, которые ей сказала Вигдис, — словно полновесные золотые монеты в кошеле.
«На королевском троне, говоришь?» — в который раз попробовала на вкус сказанное старой ведьмой Марга. И улыбнулась сквозь слезы: радостно, хищно и зло.
Потекли, потянулись один за другим дни — в тяжком труде, и ночи — выкроить бы короткое время для сна. И для мечты: вот скоро родится сын… В том, что у нее родится сын Марга была отчего-то уверенна.
Когда в гард явилась Брета, Марга сразу вспомнила освободившего ее у столба воина — уплывший без нее корабль, и эту лупаглазую гумкраппе, на которую одноглазый полубог ее променял. И сразу откуда-то из глубины, из груди подползло к горлу, словно змея, злорадство. «Не только мне ковыряться в саже и в грязи. Гляди, и это белобрысое рыбоедское пугало сюда приползло». Марга смотрела, как Брете промывают раны и исподтишка улыбалась. «Что, тварь, помог тебе твой Мертвый бог? Ты умрешь, а я буду жить, и вырвусь, обязательно вырвусь с этого проклятого острова. Недаром старая колдунья сказала, что я буду сидеть на троне. Вот и посмотрим.»
Марга не слышала, о чем бормотала Вигдис, пророчествуя судьбу Белой. Несколько дней ждала, предвкушала, что белобрысая заболеет от укусов скапингов, так же, как заболел Герман, и умрет, так же, как умер старый раб. Но время шло, а Брета не болела — наоборот, ее раны зажили необычайно скоро. Прошел месяц, и второй — Белая округлилась лицом, повеселела и вообще, видимо, чувствовала себя в гарде превосходно. Маргарез подчас казалось, что Вигдис и остальные обитатели гарда как-то по-особенному относятся к белобрысой, не заставляют ее ничего делать через силу, жалеют и даже заботятся. Еще через пару месяцев живот у Бреты оказался раза в два большим чем у нее. Бывшая баронесса бесилась и копила злобу.
Южанка пробовала мысленно направить на белобрысую самые черные и страшные проклятия — так, как учила ее когда-то Парсена. Но ничего не получалось. Как только внутри у Марги складывался темный сгусток, змеиный клубок, предназначенный, чтобы ударить соперницу, в сознании непроизвольно появлялось грозная фигура Вигдис, и словно наступала ногой на все годиянское чародейство, давя его, как мерзкого червя. Ничего не получалось.
Белая, в свою очередь, не особо помнила о черноволосой южанке, и как-то совсем её не замечала. Посмотрела тогда, когда впервые попала на ферму, узнала тоже. А потом, наверное, и забыла о ее существовании.