Сага о Кае Эрлингссоне

— Торкель Мачта! — проревел на весь зал ярл, приподымая грузное пузо из кресла. — Я сохранил тебе жизнь за былые заслуги с одним условием: больше не должен являться ты передо мной ни живым, ни мертвым. Так зачем же ты вернулся? Жизнь не мила стала?

Гость не смутился под злыми взглядами и спокойно ответил:

— Я принес тебе весть об убийце твоего сына Роальда.

Женщина, что за все время не шелохнулась, вскочила с места:

— Он жив? Скажи, Мачта, что он еще жив!

Скирре Пивохлёб подал знак, и тут же с балок опустились пушистые многоцветные ковры, отделяя ярла от основного зала. Ни звука не выйдет из этой комнаты, пока не захочет того ярл. И впервые за вечер забухал бодран, загудели дудки, запела арфа, и вовсе заглушая тайный разговор.

— Я отправился из славного города Тургар с печальным сердцем, ибо и я любил Роальда, и не знал, куда отправиться, а потому положился на волю богов, — сказал Торкель. — Услышал я, что в отдаленном городе Сторбаш объявился огненный червь, и местный лангман собирает воинов на битву с ним. Я знал, что моих сил недостаточно, но решил, что раз боги подали знак, значит, такая у меня судьба. Славные воины собрались там: Марни Топот, Скорни Таран, Дагна Сильная, Тинур Жаба. Все вместе мы смогли справиться с опасной тварью. Но услышал я кое-что интересное в Сторбаше. Местный мальчишка, едва достигший первой руны, похвалялся, что получил ее, убив некоего воина свиноколом.

Женщина смотрела на Торкеля Мачту так, словно хотела вспороть горло и вытащить из него несказанные слова побыстрее.

— Я стал расспрашивать и узнал, что этот мальчишка — сын лангмана Сторбаша, Кай Эрлингссон. Он не получил благодати богов на первой жертве и был услан в Растранд, ту самую деревню, куда я повез Роальда поохотиться. И Эрлинг, его отец, все время смотрел на меня волком. Он знал, что это я вырезал его людей, но обвинения не кидал, хоть и был в своем праве. А все почему? Потому что боялся за жизнь своего сына, знал, что ты, ярл Скирре, захочешь отомстить.

— Так что же ты не украл его? — воскликнула женщина, стискивая руки так, что кровь выступила на ее нежных ладонях.

— Я хотел дождаться, пока не разъедутся друзья Эрлинга, и схватить мальчишку, но тут он сам куда-то пропал, и лангман чуть не придушил меня, думая, что это я его взял. Потому пришлось мне уплыть из Сторбаша в ту же ночь.

— И это все, на что ты способен, Торкель Мачта?

— Уймись, женщина. Дай ему сказать, — осадил жену ярл.

— За огненного червя я получил одно из его сердец, которое потом продал, а на вырученные деньги нанял хирд Торе Длинный Волос. Они невысоко поднялись в рунах, а потому не вызвали бы подозрений. Они должны были приплыть в Сторбаш под видом начинающих торговцев и выкрасть мальчишку. Не знаю, что пошло не так, но я получил весть, что корабль Торе с козлиной мордой вернулся в Сторбаш, но ни Торе, ни его людей там не было.

— А мальчишка? Мальчишка жив?

— Жив, здоров, получил вторую руну.

— Какое счастье, не так ли, Скирре? Он жив, а значит, скоро я смогу его подвесить за большие пальцы над этим очагом и смотреть, как обугливаются его пятки. Две руны! Больше, чем было у моего мальчика. Значит, он сможет выдержать много разных пыток!

Правильные черты лица женщины исказились, стали напоминать уродливую деревянную маску. Скирре невольно вздрогнул. Никогда он не видел свою жену в большей ярости, чем в тот день, когда Торкель с повинной головой привез ей тело сына в радужной кольчуге.

— Значит, этот Эрлингссон сейчас в Сторбаше?

— Потребуй у лангмана виру за Роальда. Виру головой его сына! — обернулась женщина к своему мужу. Ее глаза горели жаждой мести.

— А он потребует у меня виру за ту деревеньку.

— Заплати ему золотом. Отдай хоть эту цепь, хоть все мои украшения, — и она лихорадочно начала срывать с себя кольца, серьги и бусы, швыряя их на стол, точно мусор.

— Не думаю, что Эрлинг любит своего сына меньше, чем ты Роальда. Не согласится он выплатить такую цену.

— Тогда уничтожь его. Подними свою дружину. Сколько можно жрать и пить за твой счет, сидючи на одном месте? Что такое Сторбаш против твоих земель? Что их воины против твоих?

— Ты не понимаешь, женщина. Тут дело не между мной и Эрлингом. Конунгу Рагнвальду уже дважды жаловались на моих людей и на разорение прибрежных селений. Рагнвальд пригрозил, что если будет еще одна жалоба с живым свидетелем, тогда он лишит меня земель, что даровал моему отцу за подвиги в той войне.

— Ну и пусть? Что такое земли по сравнению со смертью моего сына? — вскричала женщина. И ее голос услышали даже за пределами комнаты, потому что затихло все за коврами. Жену Скирре тут уважали и боялись не меньше, чем самого ярла.

— Замолчи. Ты никак помешалась совсем от горя. Иначе бы поняла, что без земель мы не сможем кормить дружину и содержать столько кораблей. А значит, не сможем никому отомстить. Только жалкий трель мстит сгоряча, умный муж возвращает обиды с холодной головой, зато уж сторицей.