Его голос сплетался с треском костра. И больше никаких звуков, будто вокруг и не сидели несколько десятков людей.
— Вы знаете, откуда идут твари. Их порождает Бездна, что вырвалась в наш мир на острове ярла Гейра. Если прогнать ее обратно, твари перестанут пожирать нашу землю. Тогда никому не придется уходить.
— Прогнать Бездну? — выкрикнул хельт с багровым рваным рубцом от виска до подбородка. — Даже боги не могут этого сделать!
— Положим, боги-то как раз могут. Но мы не боги, — возразил ярл с темной бородой.
И поднялся гвалт пуще, чем на ярмарке. Каждый твердил что-то свое. Кто кричал, что надо уходить; кто говорил, что лучше погибнуть с честью и порадовать Фомрира, чем оставлять свои земли тварям, но все сочли, что третий путь, предложенный Рагнвальдом, безнадежен и ведет к гибели.
— Да где эти боги? — прорвался сквозь шум голос одного из ярлов. — Где были эти боги, когда тварь рвала моего сына? Почему они позволили Бездне вырваться? Да еще и на наших землях! Кому нужны эти боги, кроме нас? Если нас всех сожрут, кто будет жертвовать им? Кто войдет в дружину Фомрира или сядет на вёсла Нарлова корабля?
Рагнвальд сидел и едва заметно улыбался, будто ждал этой неразберихи. Когда народ чуток угомонился, конунг повернулся и что-то сказал стоящему за ним воину. Вскоре раздался гулкий стук бодрана. К костру вышел Однорукий. Он выглядел чуднее, чем наш Фродр, но не так пугающе, как Живодер.
— Люди жалки! — закричал жрец, вскинув голову к небу. — Когда их закрома полны, жены рожают сыновей, а на воинов льется благодать, они забывают о богах. Но если случается недород, дети умирают от голода, а отцы вместо рун получают лишь раны, они хулят богов! Они думают, что боги должны днем и ночью приглядывать за ними, класть в их голодные рты кашу, отгонять тварей от их земель. Чтобы Фольси сам засеивал их поля! Чтобы Орса приходила к каждой рожающей бабе! Чтобы Фомрир охранял их дома! Чтобы Нарл строил им корабли, а Корлех ковал мечи! Чтобы Миринн сгонял рыбу к их берегам, а Хунор приводил толстых оленей! Чтобы сам Свальди пел им на пирах и Мамир предсказывал судьбу! Люди хотят, чтобы боги служили им, как рабы!
Однорукий еще раз ударил в бодран, провел по воинам пронзительным взглядом и продолжил:
— Почему мы часто отдаем своих сыновей на воспитание в чужие семьи? Чтобы матери их не заласкали, чтобы из них не вырастали жеватели угля! Кем мы станем, если боги будут делать всё за нас? Толстыми, слабыми и безрунными! Жалкими трэлями! Нас поработят первые же иноземцы с тремя рунами на десяток!
— Мы готовы биться с тварями! — сказал тот же ярл. — Мы немало их били прежде и будем бить впредь. Но это же Бездна! Сами боги не сладили с ней. Если волк набросится на моего сына, что прожил пять зим, разве я не должен защитить его?
— Мальчишке, что прожил пять зим, любая брехливая шавка покажется огромным и злым волком. Если сызмальства отгонять от него собак, как он сможет биться с тварями?
— Значит, ты говоришь, что та Бездна, что поселилась на острове Гейра, — всего лишь брехливая шавка? — разозлился ярл.
Однорукий легко пожал плечами:
— Боги уже уберегли нас. Бездна пробудилась не в Хандельсби, а на краю Северных островов. У нас было две зимы, чтобы подготовиться. Все воины изрядно выросли в рунах за это время.
— Но этого мало! Иначе бы треть моей дружины не полегла всего за месяц! И мой сын тоже!
Тут поднялся Рагнвальд, выждал, пока все замолкнут:
— Вы, верно, забыли, что Бездна прорвалась не только у нас! Живичи стонут под напором коняков, что бегут от своей Бездны! В Бриттланде зреет беда! Сарапы и те сражаются с тварями на юге. Где спрятаться? Как укрыться от напасти, если она всюду?
Видать, и впрямь забыли. Или не хотели вспоминать после яростных сражений с тварями.
— Боги не оставили нас. Они дали нам не только время, но и еще кое-что! На Северных островах появился воин, одаренный не Фомриром, а Скириром.
Я так и знал. Знал, что добром это не кончится.
— Как нам поможет один воин? — спросил хельт со шрамом. — Если это, конечно, не воин с двадцатью рунами!
— Нет, у него нет двадцати рун. Но его дар способен на многое. Первое — его хирдманы умеют слышать друг друга так, как будто сражались плечом к плечу с десяток зим. Второе — он может через дар велеть им отступить или нападать.
— Значит, они вроде его рабов? Как у сарапов?
Однорукий вспылил:
— Скирир не делает из воинов рабов!
— Третье, — спокойно продолжил Рагнвальд, — дары в его хирде делятся на всех.
— Как это? У одного был дар в силу, и теперь все сильны? Как сильны? Как тот первый, или это как миску каши разделить меж десятью едоками — каждому по ложке?
Пока Рагнвальд отвечал на вопросы, я задумался, откуда же конунг так хорошо знает мой дар? Я никогда не говорил ему, в чем суть стаи. Простодушный толкнул меня в бок локтем и качнул головой в сторону Гейра.