Сага о Хильде Ансгардоттир

Даже в добрый год такая зима суровой бы показалась, но теперь море ярилось еще сильнее и было жутким, как никогда, и все на острове чувствовали горе отца, что подвел свою семью. А затем, в разгар зимы, в месяц саней, Хильде Ансгардоттир вернулась в зал своего отца в Браттахлиде. Две истории рассказывают о судьбе, что принесла Хильде народу Гренландии, но обе они согласны, что вернулась она не трупом из моря, и не ангелом с небес, а вышла из самих скал фьорда, как карлики в древних песнях. На груди ее и спине даже во тьме ночной сияла бэрни[1] из ослепительных зеленых колец. Шлем похожей работы крепко сидел на ее золотых бровях. В руке держала она меч, подобного которому не видели со времен легендарных, зазубренный на конце отворитель крови, украшенный рунами, столь же черными и извилистыми, как и шрамы, исполосовавшие ее руки и ноги. Покинув пещеру, из которой явилась, пошла она прямо в зал своего отца, но не положила своего червя-язвителя у входа и опасным золотом сверкнули глаза ее, когда тингманы попытались его отобрать. Здесь история ее и разветвляется. Мы последуем за дочерью дарителя колец до достойного конца, которым одарили ее певцы, и за похвальбой ее перед тингманами Браттахлида:

Прорубилась сквозь ад я,

Доныне неведомый,

И прошла там, где надо бы плыть.

Я видела тьму глубин и того,

Кого Волунд звал «Другом».

Ждать до сбора совета

Было бы слишком долго,

Ибо они придут — по пещерам,

Которыми шла я,

И по морю, что нас предало.

К оружию, в доспехи, к шуму и гаму,

Снегопаду из луков

И копья злобным выпадам.

Ансгар Гримссон и друг его детства, Снорри Кетильссон, поверили Хильде на слово, ибо женщина она или нет, а битва ярилась на лице ее и шрамы, покрывшие и доспехи и плоть ее, выдавали великого воителя. И приготовились к бою они, насколько могли. Но луна, спешившая по небу, не стояла на месте, и противник двигался по волнам быстрее, чем Хильде сквозь туннели под морем. Так мужи Бритталида были предупреждены и готовы, когда скользкие орды пришли из моря, но не было времени известить Хвалсей или Ватнахверви или Херьольфснес. В тех местах ни следа не осталось от залов и кораблей. То, что осталось от мужей и детей, рассыпанным по полям боя, не трогали ни орлы, ни волки, даже в голодную пору.

В Бритталиде стальной поток не ослабел, даже когда ночь стала днем, а потом и ночью. Не выносившие вида врага пали первыми, ибо искали они прибежища в бегстве или молитве, а колючие вражьи жала, подобные злой насмешке над копьями людей, пронзали им грудь и спину. Делившие одну скамью становились трупами и героями на глазах друг у друга. Наплыв врагов не слабел и не отступал, но напирал даже по крутым склонам Бритталида. Один за другим мужчины Гренландии падали, а Глубины поднимались, занимая их место. В конце, в ту жестокую ночь, когда вновь луна села, Хильде и Ансгар бились плечом к плечу, потом спина к спине, на вершине горы из своих павших родичей, рабов и дворян. Свет шел лишь от меча Хильде и ее доспехов, и зеленого железа Врага. Но против всех шансов, на рассвете второго дня, ярость боя стала утихать. К полудню дочь и отец прогнали Врага прочь к утесам у моря. И когда пала ночь, последние из тварей, что не были ни людьми, ни троллями, ни даже эльфами, бежали обратно в свои глубинные логова. И тогда рухнул Ансгар на землю, истекая кровью из двадцати дюжин ран. Он молил дочь взять еды, сколько сможет, и бежать к вышинам, пока Враг не собрался для нового нападения. Хильде Ансгардоттир вместо этого сложила отца и всех мужей его на погребальный костер. И в сумерках третьей ночи последняя живая гренландка спустилась обратно в пещеру, из которой недавно поднялась, решив обрушить рок на затонувший храм Глубин. И некому было рассказать, вернулась ли она.

5

Иные люди поют иную песнь о Хильде Ансгардоттир. Из нее можно узнать, что Врага отвращали человеческое лицо ее и золотые волосы. Враг говорит, что Хильде другие слова сказала стражнику у зала своего отца, войдя с острым зеленым мечом в руках:

Однажды пал этот зал,

Но больше пасть я ему не позволю,

Но должны мы уйти дорогами моря.

И первый, кто выйдет против меня,

Падет, не успев и вскрикнуть.

Бродила по Небесам я,

Доныне неведомым,

И прошла, там, где надо бы плыть.

Я видела Тьму Глубин

И там, за кольцами, свитыми сыном,

Лежит отец,

Владыка Грезящий,

Создающий весь мир в своем сне.