Сага о Сверрире

– Ко мне приходил человек, – сказал он, – тот самый, что уже не раз являлся мне прежде и никогда еще меня не обманывал, а мне снилось, будто я знаю, что болен и немощен, и я спросил у него, чем кончится эта болезнь. И тут представилось мне, будто он пошел прочь от меня со словами: «Готовься к воскресению, Сверрир», – сказал он. Сон этот показался мне весьма двусмысленным, однако я жду, что теперь-то уж скоро сбудется не одно, так другое.

Пэтр сказал:

– Вам, государь, это, конечно, виднее, но я склоняюсь к тому, что речь идет о воскресении, которое случается в Судный день, и я начал бы к нему готовиться, государь, потому что об этом, вероятно, и предупреждал тот человек во сне.

Конунг отвечает:

– Похоже, что это так.

А к концу дня конунгу стало хуже.

На следующее утро.[327] конунг велел послать вниз в город за священниками, и все было приготовлено для соборования. Тогда же он приказал прочитать письмо об управлении государством, которое он предназначал для Хакона, своего сына, и повелел скрепить его печатью[328] Потом он сказал, обращаясь ко всем, кто при том присутствовал:

– Вы все здесь свидетели, – сказал он, – что не было у меня других сыновей, кроме Хакона,[329] а то впоследствии, может статься, объявятся и такие, которые станут называть себя так и захотят нарушить мир в этой стране. А теперь я хочу, прежде чем собороваться, чтобы меня подняли на престол, а там я буду ждать любого исхода: выздоровления или смерти. И все произойдет иначе, чем надеялся Николас епископ сын Арни: я умру здесь на троне, окруженный моими друзьями, а ведь он предрекал, что меня зарежут, как скотину, и скормят псам и воронью. Будь же благословен господь за то, что во множестве испытаний хранил он меня от оружия моих врагов!

Потом конунга соборовали, и после этого его силы стали убывать. А когда конунг понял, что конец его близок, он сказал:

– Когда я умру, – сказал он, – откройте мое лицо дабы и друзья мои и недруги могли сами видеть, появится ли на моем теле какой знак в подтверждение того проклятия и отлучения, которому предали меня мои враги. Уж тогда-то мне, верно, будет не утаить его, если дела и впрямь обстоят не лучше, чем они говорят. За все время, моего правления на мою долю выпало куда больше бед, немирья и тягот, чем спокойного житья, и, на мой взгляд, у меня было немало завистников, ставших впоследствии прямыми врагами. Теперь же да простит их всех господь и рассудит нас, а я отдаю себя на его суд!

181. Кончина Сверрира конунга и рассказ о его нраве и обличий

В субботу на великий пост[330] Сверрир конунг скончался. Его тело было пышно убрано, как того требовал обычай. Исполнили все, о чем просил конунг, и лицо его было оставлено открытым, и все, кто там находился, впоследствии свидетельствовали, что никому из них не доводилось прежде видеть покойника с таким прекрасным лицом. Да и при жизни выделялся он среди всех красотой своего облика. Навряд ли можно было найти человека с лучшими манерами, чем у Сверрира. Он был невысок ростом и плотен, отличался силой, лицо имел широкое и правильное, а бороду обыкновенно подстригал. Глаза у него были светло-карие, близко посаженные и красивые. Он был человеком спокойным и внимательным, славился своим красноречием, был честолюбив, говорил четко и обладал таким могучим голосом, что, даже когда он не повышал его, его слышали все, как бы далеко они ни стояли. Он выглядел весьма внушительно, когда восседал на троне в пышном одеянии. Сидя он казался высоким, однако у него были короткие ноги. Никогда он не пил ничего крепкого до помрачения рассудка, а ел всего один раз в день. Сверрир конунг был храбр и отважен, он умел стойко сносить и тяготы, и бессонные ночи.

Случилось и здесь, как часто бывает, что у отца с сыном оказалось не много общего в характере. Сигурд конунг и Сверрир нрав имели разный. Сигурд был горяч и жизнерадостен, а Сверрир был человеком спокойным и твердым. Сигурд был доверчив и легковерен, а Сверрир был осмотрителен и умел выбирать себе друзей. Сигурд не отличался постоянством и нрав имел неровный, а Сверрир был человек верный и ровный. Сигурд был своеволен и простодушен, а Сверрир крепко держал свое слово, но был скрытен. Сигурд был человеком невежественным и распущенным, Сверрир – проницательным и правдивым. Зато во многом другом они были схожи. Оба были честолюбивы и великодушны, оба учтивы в обхождении и благосклонны к своим друзьям, но суровы к врагам. И тот и другой снискали любовь своих дружинников и приспешников, потому что обоих их отличала стойкость, а самыми верными друзьями им были те, кто лучше других постиг их нрав. О Сверрире конунге горевали все его люди и ближайшие друзья, и даже враги его признавали, что не было в их времена в Норвегии человека, подобного Сверриру.

182. О похоронах Сверрира конунга