Сага об Эм, или постпубертатный анаморфоз (СИ)

— Как он выглядел? Надменный, высокий такой, выше нас с тобой, уши противные, острые? — Дидо вяло покачал головой, давая понять, что описание похоже на правду. — Так… Надо же… Давай еще раз: как он здесь оказался? Он из другого места пришел?

— Да.

— И его призвали, как меня?

— Нет. Мне о таком неизвестно.

— Значит, он сам сюда попал, случайно? И как отсюда выбрался? — Дидо промолчал. - А, да, его съели, правильно?

— Я не хочу об этом говорить, — маг ссутулился и побледнел. — Открой уже дверь.

— Да без проблем, скажи только, как.

— Я не знаю. Но зато ты знаешь.

— И с чего ты это взял?

— Ты узнаешь эти изображения? — он показал пальцем на руны.

— Да, это Старшая речь.

— Скажи мне, что там написано, и мы попадем внутрь.

— Никогда не разбиралась в их вычурной письменности, — Эми безучастно пожала плечами. — Я могу послать в задницу и бегло описать погоду, если на улице дождь, но не более того.

— Не верю! — Дидо вцепился в ее рукав, выдавая свой страх и волнение. — Думай лучше! Расскажи мне все, что помнишь!

— Да это ни к чему. Зная эльфов, можно с уверенностью сказать: здесь написано, что все мы — отрыжки, и никому… — Девушка замолкла. Она могла поклясться, что лицо щуплого мага зарябило, а глазки ввалились. — Хорошо-хорошо, извини! Великий и ужасный! .. Давай подумаем вместе.

Она подвела мага к двери и стала рассказывать все, что могла вспомнить о Старшей речи, все, что с таким трудом узнала благодаря Гелвину в злополучном лагере Mannas.

Уже давно стемнело, но двое путников возле двери по-прежнему пытались разгадать ее тайну.

— Повтори еще раз, — потребовал Дидо.

— M’essea sen’han. Ne’ss. En desse indis aef laest shed deihin a’hilyp.

Они до боли в глазах вгляделись в дверь, но ничего не произошло.

— Может, ты неправильно произносишь?

— Или это подсказка? Что это может означать?

— Повтори перевод.

— Должно быть что-то вроде: «Я ослеп. Ничего. Взгляд закрывает сердце и притягивает пустоту».

— Нет, это определенно бессмыслица.

— Я точно не помню значение глаголов и буквально переводить тоже нельзя. Может, он имел в виду, что потерял связь с домом и при этом понял, что по-настоящему важно?

Дидо посмотрел на Эм с крайним изумлением и, в первый раз за все их общение, тихо рассмеялся.

— И то верно, другой вариант в голову не придет!

— Я устала, голова разболелась от этих каракуль. Давай поспим, а с утра попробуем снова.

— Нет, — жестко отрезал маг. — Пока не попадем — не отдохнем.

— Мы так и неделю можем просидеть!

— Значит, просидим.

— Ладно, — Эм тяжело оперлась о колени и поднялась. — Aen D’hoine est amadan! Enid aen Gleanna! Aen Seidhe est elaine. Aen Seidhe est beadorince. M’essea beadorince. M’haebbe aen D’hoine. Me minne a’Gwynbleidd… Дидо, все, могу больше. Мне нужно отдохнуть.

— Нет. Попробуй так: «Божественная Серафида»!

— Я не знаю, как будет «божественный» на эльфийском. Более того, сильно сомневаюсь, что они вообще каким-либо богам поклонялись. Это же эльфы.

— Все кому-то поклоняются, так или иначе. Вопрос только в том, как они это называют.

Эми прислонилась лбом и ладошками к холодной поверхности двери. Эльф не зря оставил эту надпись, но что он хотел ею сказать? Он ослеп, но это неважно, ведь зрение отвлекает от главного, закрывает сердце. Возможно ли, что речь идет о его сожалениях и потерях? Если эльф оказался заперт здесь, как и она, что он чувствовал? Что занимало его мысли? Мысли самой Эми занимал только дом, и для нее он был чем-то сакраментальным, находился там же, где и ведьмак. Как глупо было с ее стороны поверить в свою непобедимость и напасть на некромантов! Если бы только она прислушалась к нему, перестала ему перечить! И каким терпеливым, внимательным был Геральт, сносил ее выходки и капризы, не навязывал свои, куда более мудрые, представления. Глаза защипало от тоски по нему, по миру, где все было понятно и логично. Что, если он уже не помнит о ней? Или даже в глубине души рад, что она перестала отравлять ему жизнь своей глупостью и взбалмошностью? Разве мог Геральт, которого она знала, быть таким, каким он был в последнее время? Разве вообще могло быть все, что происходило перед трагедией? Его нежность и внимание теперь казались фантазией.

— M’wett tean’ch aen’kee… Нет. M’wett aen’kee a’tean’ch. — В тишине ночи Эм услышала прерывистый вздох Дидо, но она не угадала комбинацию. — M’ifit mo tean`ch, — попробовала она и снова ошиблась.

Зрение мешает сердцу увидеть, отвлекает. Получается, что неважное оттягивает внимание, не дает понять главное. Может, эльф понял, что ему кто-то дорог, лишь после того, как потерял?

— Mo laest est l’do, — поделилась Эми своим переживанием, и дверь с грохотом подалась внутрь.

Дидо почти сбил ее с ног, прижался к ней дрожащим телом и рванул вниз по ступеням.

— Поверить не могу, — затараторил он, по пути зажигая овалы на стенах, — я первый, первый, кто смог разгадать Его тайну и оказаться в Его святилище!

— Молодец ты, что тут скажешь, — устало отозвалась Эми.

— А что ты сказала?

— «Мое сердце с тобой».