Сага об Эм, или постпубертатный анаморфоз (СИ)

— Умиротворение, дурочка, — Йорвет прижал ее к себе крепче, чем того требовал танец, и зарылся носом в густые каштановые волосы.

— Это все — очередной сон, не более того, ведь так? — спросила Эми с болью в голосе.

— Тс-с-с.

— И когда он кончится?

— Я ведь говорил тебе: в жизни главное — не конец, а сам процесс.

— Да, действительно, говорил, — Эми слабо улыбнулась и прижалась щекой к белоснежной рубашке.

— Скажи, тебе не приходило в голову, что я дам тебе гораздо больше, чем он?

— Не надо…

— Подумай об этом. Мы подходим друг другу, Эм. Со временем ты повзрослеешь, и общение станет глубоким, а понимание — полным.

— Но я… Ведь я стерильна. И я гораздо глупее тебя и нет уверенности, что когда-нибудь смогу тебе соответствовать. Я бы тебя только раздражала.

— Давай разберемся. Ты имеешь в виду, что ведьмак слаб умом или глубже чувствует, поэтому сможет терпеть такую, как ты, гораздо дольше меня?

Эм в замешательстве остановилась. Йорвет бросил на нее взгляд, полный тоски и сожаления, развернулся и направился через толпу прочь.

— Подожди! — девушка направилась было за ним, но ее остановила широкая мозолистая рука, опустившаяся на плечо. Это уже было, но где, когда?

— Отпусти, — попросил Геральт, разворачивая ее к себе лицом. Эми жалобно улыбнулась и побледнела. Ведьмак дал ей время прийти в себя.

— Что теперь?

— Зависит от тебя. Как ты представляла наш день?

Эм вспомнила девичьи мечты о свадьбе и море веселых детишек, и произнесла со смехом:

— Очень наивно!

— И все же?

— Я была в белом платье, ты — в расстегнутой на груди рубашке, и все ходили вокруг и мне завидовали! А ты никого, кроме меня, не замечал…

Ведьмак скинул дублет на пол и расстегнул пуговицы у ворота.

— Так?

— Так, — Эми стянула ленту с его волос, запустила руки в белые жесткие волосы, привела их в небрежный порядок.

— Закрой глаза.

— Нет!

— Не бойся. Просто закрой.

Девушка поколебалась, сжала его руку и выполнила просьбу.

Гомон и музыка стихли, на их место пришли звуки леса, пение птиц, шелест листвы, окутанной мягким светом. Она огляделась, проследила за Геральтом, который сорвал герберу и украсил ею каштановые волосы.

— Я так счастлива, — призналась она шепотом, прижимаясь к его груди. — А… Можно тебя еще попросить?

— Конечно.

— Скажи мне… Пожалуйста… Хотя бы раз… — поделилась она заветным желанием, утопая в желтизне кошачьих глаз. Геральт сжал ее сильнее в объятьях, склонился к уху.

— Я тебя никогда не оставлю, — обжег он хриплым шепотом.

— Никогда? — переспросила она еле слышно, и тепло заполнило ее целиком.

— Никогда. Ты для меня одна, только ты. Я… Я люблю тебя.

Эми закрыла глаза, и по щекам потекли слезы. Лишь раз Геральт облек привязанность в слова, давно, за столом очередной таверны. Она уткнулась лицом в широкую грудь, прислушивалась к его мерному дыханию, стуку странного сердца и почти умирала от невыразимого счастья.

— Я тебя очень люблю, — шепнула она совсем по-детски. — Покружи меня…

Ведьмак легко поднял ее, подбросил и закружил, и Эми радостно улыбалась, глотая воздух от вихря, в котором оказалась. В ушах звенел его низкий глубокий смех, сливающийся с ее смехом.

Мы останемся здесь насовсем! — гордо объявила она, как только ноги нащупали почву. Внезапное чувство опасности, подсказанное обостренным чутьем, вынудило ее сильнее сжать плечо Геральта и развернуться. Ничего, кроме пышных крон пихты и клена. Неужели все?..

— Геральт, — прошептала она отчаянно и сжала его руку так сильно, что побелели костяшки пальцев, — я не отпущу тебя…

Вот она, неспешно проявляется в почти черном просвете между деревьями. Разве это она?.. Эми сжалась, шагнула назад, соприкоснувшись спиной с грудью ведьмака, и вытянула вперед руку — жалкая попытка защититься от неизбежного. Зеркало разлетелось на тысячи осколков, раздробило последний образ девушки и исчезло в царившей вокруг темноте.

— С меня хватит! — взревела Эм вне себя от бешенства. — Не знаю, что ты такое, но либо выпусти меня, либо дай сдохнуть! Я не собираюсь и дальше смотреть на этот дешевый цирк!

Пространство вокруг взволновалось, — это не скрылось от ее внимательного циничного ума. Тьма впереди сменилась на очертания стены, увеличившейся вширь и вглубь. Еще один лабиринт, так похожий на своего собрата.

— Это не поможет! — заявила Эм нарочно громче. Стены задрожали. — Убирайся из моей головы!

Никакой реакции. Что бы ни вызывало в Эм галлюцинации, оно явно не блистало умом. Девушка ухмыльнулась, набрала полные легкие воздуха и закричала тем диким истошным криком, на какой способны лишь люди, напуганные до сумасшествия.

Боль вернулась мгновенно и разом; разбитая грудь, сдавленная неподъемным грузом, не давала вдохнуть. Эм потеряла ориентацию в пространстве, не могла шелохнуться или издать звук.