Сагарис. Путь к трону

Ксено сидела у окна опочивальни и задумчиво смотрела на своё отражение в зеркале с оправой, искусно украшенной перламутром и витой золотой проволокой. Её густые чёрные волосы были распущены, и служанка Анея с видимым удовольствием расчёсывала их костяным гребнем. Неподалёку, на низенькой скамейке, дремал огромный персидский кот с пепельной шерстью. Изредка он сонно потягивался, открывал глаза, и тогда в них отражались оранжевыми искрами тлеющие в вычурной керамической жаровне древесные угли. В опочивальне было тепло, попахивало дымом, благовониями и степными травами, засушенные стебли которых, собранные в букет, стояли в стеклянной вазе египетской работы.

— Ах! — невольно вскрикнула Ксено, когда Анея чересчур туго стянула узел из волос на макушке.

— Прости, я нечаянно... — побледнела служанка, закусив губу.

— Ладно, чего уж там... — Ксено хотела выругать Анею, но мигом смягчилась, заметив, как в глазах служанки блеснула слеза. — Спирарх Гаттион получил приглашение на обед?

— Да, госпожа.

— Хорошо... — задумчиво оборонила Ксено и жестом выпроводила служанку из опочивальни.

Своенравную Ксено в последнее время было не узнать. После памятных для всех пантикапейцев соревнований на гипподроме она замкнулась в себе, стала редко появляться на людях. Её обширный дом теперь большую часть времени пустовал, и только изредка, когда наезжали знатные гости из метрополии, в основном её старые друзья и подруги, уютные, со вкусом отделанные комнаты освещались множеством дорогих заморских светильников, а обширный стол триклиния ломился от изысканных яств.

Поклонники и почитатели неприступной гетеры, всеми правдами и неправдами стремившиеся проникнуть за вожделенные розовые стены её дома, получая вежливый, но твёрдый отказ из уст обычно добродушной и мягкой Аней, терялись в догадках о причинах столь странного поведения блистательной красавицы, до этого обожавшей шумное и весёлое общество и буйные пиршества. Некоторые, особенно настырные, делали попытки подкупить Анею, чтобы выведать мотивы необычного затворничества Ксено. От подарков и подношений служанка не отказывалась, любезно благодарила, но на этом всё и заканчивалось — сделав многозначительную мину, она с проворством белки исчезала за дверью, а ошарашенный ценитель несравненных достоинств её госпожи ещё долго топтался на вымощенной плотно подогнанными плитами дорожке парадного входа, бормоча проклятия в адрес лукавой Аней и ругая себя последними словами за неоправданное мотовство: несбывшиеся чаяния делали в его воображении цену подарка и вовсе астрономической.

Ксено влюбилась. Впервые в жизни. Неистовая, всепоглощающая страсть смутила её ум, воспламенила сердце, а временами доводила до исступления. Но самым странным и совершенно невероятным, случись вдруг кому из приятелей Ксено подслушать потаённые мысли девушки, было то, что объектом её воздыханий служил не достойный и богатый эллин, как следовало по логике событий, а простой гиппотоксот, варвар, не имевший за душой лишней монеты, не говоря обо всём остальном.

Сначала она возненавидела Савмака. Уязвлённая гордыня искала достойного отмщения, но придуманные ею в часы одиночества остроты и злая ирония остались невостребованными: юный варвар не появлялся в домах богачей, хотя его приглашали наперебой. Сжигаемая злым нетерпением, Ксено искала встречи с ним на улицах Пантикапея, но лохаг гиппотоксотов словно задался целью довести её до умопомрачения — он отсиживался в казармах, куда женщинам путь был заказан.

Тогда, преступив свою гордость, Ксено решилась на отчаянный шаг — она послала через Анею приглашение на обед начальнику гиппотоксотов, с условием, что он приведёт с собой и Савмака. Польщённый и обрадованный вниманием к своей персоне, старый рубака явился в точно назначенный срок, но, увы, в одиночестве. Пил и ел он, как и полагается людям военным, за троих, а любезное и обходительное отношение к себе со стороны гордой и неприступной красавицы истолковал чисто по-мужски, предложив располагать им в любое время суток, когда она пожелает.

С трудом сдержавшись от дерзости, Ксено вымучила из себя вежливую улыбку и тут же предложила ему выпить за будущую дружбу. Огромная чаша крепкого заморского вина привела старого воина в состояние полнейшего благодушия, и наконец девушка узнала то, что поразило её до глубины души. Савмак исчез. Это событие держалось по приказанию спирарха Гаттиона в тайне, но начальник гиппотоксотов, разомлевший от столь прекрасного и редкого в его аскетической воинской жизни времяпрепровождения, поведал сей секрет юной красавице как нечто весьма пикантное, что должно было ещё больше возвысить его особу в глазах очаровательной прелестницы.

Разом утратив интерес к пиршеству, Ксено едва дождалась ухода болтливого стратега. Закрывшись в опочивальне, она разрыдалась, как никогда прежде, и проплакала почти всю ночь, пока сжалившийся над бедной девушкой Гипнос* не распростёр над её ложем свои бесшумные убаюкивающие крылья.