Саги огненных птиц

Ситрик непонимающе замотал головой, но тролль, истолковав это иначе, бросил на землю рядом с лезвием ещё и знакомые ножны, украшенные серебром и ярко пылающей в свете огня бронзой.

– Обмен, – настойчивей повторил он.

Ситрик заскулил. Ему захотелось убежать, сгореть от стыда, выколоть себе глаза, лишь бы не видать этого ножа. Он прижался спиной к каменному великану, точно пятясь от лезвия и боясь его пуще смерти. Ситрик попытался закрыть лицо руками, но ощутил на ладонях что-то влажное и липкое. Потрескавшиеся губы защипало от соли. Ситрик посмотрел на свои ладони и оторопел. Они были измазаны в крови, ещё свежей, пахнущей, огненно-горячей. Она проступала на его коже так, как проступал алый человеческий сок на рубашке разбившегося о скалы Ольгира.

Ситрик беззвучно закричал. Он принялся остервенело оттирать кровь влажной листвой, но она не исчезала и, казалось, впитывалась едким ядом в кожу, расползаясь по ней. Вновь и вновь он чувствовал, как разжимаются его пальцы, выпуская скользкий пояс, и как сжимаются, хватаясь за ножны.

Кровь чудилась ему повсюду, и даже когда утихло жжение в руках, она не исчезала. Вся листва кругом него была перемазана, будто тут катался боком и спиной раненый зверь, ломая стрелу. Нож скалился на него клыком, оставаясь чистым и наполированным до алчного блеска. Ситрик бросал на него затравленные взгляды, а тот в ответ лишь вызывал в его мутном сознании одно и то же сводящее с ума видение смерти Ольгира. Лицо, что медленно исчезало в водяной хмари.

И всё это длилось до тех пор, пока тролль не накрыл нож и ножны широкой ладонью. Он, как ни в чём не бывало, пялил глазницу на послушника и всё ждал от него чего-то. Ситрик, прижавший к груди обожжённые чужой кровью руки, уж и думать забыл про тролля, но тот урчал, напоминая о себе и об обмене.

– Обмен, – громче прежнего произнёс он, и Ситрик остановил на его лице невидящий взгляд. Смысл одного-единственного слова медленно доходил до него, пробираясь сквозь тернии боли.

– Ты хочешь плату за нож? – наконец выдавил Ситрик, и тролль обрадованно заурчал, протягивая с готовностью пустую ладонь.

От неё пахло мхами, и этот прохладный и приятный запах окончательно вытащил Ситрика из его кровавого плена.

– У меня ничего нет, – прошелестел он.

– Обмен, – упрямо повторил тролль.

– Но у меня правда ничего нет. – Ситрик начал лихорадочно соображать, что можно было бы отдать каменному великану. Но в самом деле он ничего не имел, кроме разодранной да перепачканной одежды послушника и серебряного креста. Вряд ли этим можно было задобрить тролля.

Ситрик нерешительно запустил руку в худ и нашарил одеревеневшими пальцами заострённый обломок камня. В голове промелькнула глупая мысль: что, если попробовать одурачить тролля и отдать ему обычный камешек? Ситрик увереннее сжал камень в руке, вытянул его из худа и протянул троллю. Тот на миг замер, повернув лицо на Ситрика, будто разглядывая пустой глазницей то, что тяжело лежало на тонкой ладони.

Томительно долго каменный великан молчал, и Ситрик испугался, что своим бесполезным даром оскорбил тролля. Ладонь его дрогнула, и камень упал. Тролль с неожиданной прытью ринулся поднимать острый камешек, чуть не зашибив локтем Ситрика. Точно великую святыню, он поднял малоподвижными пальцами камень, повертел его осторожно в руках, а потом вложил в глазницу, запрокинув голову.

– Обмен! – довольно прогудел тролль и снова обратил своё лицо к Ситрику.

Камень белёсо сверкал, ловя слабые отблески костра. Это оказался мутный горный хрусталь – лёд, что никогда не таял в тёплых руках.

Тролль пододвинул свои дары поближе к Ситрику, напоминая про нож и ножны. Тот протянул руку к лезвию, но тут же отпрянул, увидев в нём голубые глаза. Ему захотелось ослепнуть, лишь бы не видеть это снова.

Он зажмурился и отвернулся, да сам не заметил, как уснул, обессиленный наваждением и жаром…

Лес просыпался. Колесница солнца взъезжала по крутой горе неба, показываясь из рассветной туманной дымки.

Тёмные ночные звери уходили, как кошмарные сны, осторожно наступая на свои же следы. Но были и те, кто не боялся света, ходил бесшумно по листьям и валежнику, просачивался хвостатым дымом. Гибкие, как кошки, чёрные сонные твари ходили вокруг костра, всё не решаясь и чего-то пугаясь. Путников было двое, но спал лишь один, да и тот всю ночь беспокойно метался в приступе бреда. Второй же ночь сторожил и теперь клевал носом. Его бы усыпить, и знай себе воруй сколько угодно сажи и пепла…

Они, всё ласкаясь друг к дружке, бесшумными тенями нарезали круги, будто солнце или луна, сплетались в один клубок. Им казалось, что их не видят, а коли увидят, не успеют разглядеть и напасть, но твари ошибались…

Второй путник, прикрыв по-птичьи один глаз, смотрел сквозь кудрявые седые волосы на них, и руки его всё крепче сжимались на палке, какой он ворошил угли.