Саги огненных птиц

– Ой, не прикидывайся! – Ольгир хохотнул. – Я видел, как ты разбрасывал ребят в младшем хирде.

– Я не помню уже, как…

Ситрику нравилось наблюдать за сыном конунга издалека. Тот был старше его и производил впечатление своенравного опасного зверя, каким Ситрику никогда не стать. Тем более теперь, когда епископ всерьёз вознамерился оставить его у себя под крылом. Стоя рядом с Ольгиром, он робел от чужой храбрости и силы.

– А ты что, взаправду видел?

– А то!

Кажется, Ольгир тогда слукавил, только чтобы подбодрить его. Ситрик и сам не мог вспомнить, когда это он справился с другими мальчиками из младшего хирда, состоящего поголовно из сыновей знатных хольдов.

– Раз учился, может, вспомнишь чего. – Ольгир отцепил от пояса свой нож и протянул Ситке, но тот не принял его.

– Нет. Это было давно.

Сын конунга усмехнулся в тонкие пушистые усы, подбросил нож за лезвие и поймал на лету двумя пальцами. Тот самый нож с костяной рукояткой, украшенной оберегами. Ольгир посмотрел вокруг, выискивая взглядом, что может заменить оружие, и нашёл под ногами небольшую палку. Поднял её и отдал Ситрику.

– Держи. Для начала подойдёт. Сейчас всё покажу.

Ситрик слабо улыбнулся.

– Смотри внимательно. Держишь прямо, как я, вот. – Он показал на свою ладонь с зажатым в ней ножом. – Представь, что у тебя нож. Хотя в умелых руках и такая хлипкая палка станет оружием.

– Вряд ли у меня умелые руки для такого…

– А ну цыц. Если придётся биться лицом к лицу, бей сюда, между рёбер. – Он остриём ножа указал точку у себя на груди. – Но сюда трудно попасть, так как костей полно, понадобится сноровка. Нож застрянет, и всё, останешься безоружным. А ну как ещё кто в драку полезет. Так что лучше бей наверняка сюда. – И он сместил нож к животу. – Будет много криков и крови, но так оно проще. Жертва сдохнет не скоро, а если и скоро, то всё равно мучительно. И удар наноси снизу вверх. Прямым хватом. Усёк?

– Надеюсь.

– Надеется он. Сколько тебе лет?

– Двенадцать.

– И как ты до таких годов дожил вообще? – Ольгир снова усмехнулся. – Я слышал, епископ звал тебя Ситриком.

Тот согласно кивнул, всё ещё напряжённо держа палочку перед собой.

– И кто только дал тебе такое имя? Ты же Ситка. До Ситрика тебе ещё расти и расти. – Ольгир вдруг резко дёрнулся вперед, выставив нож, и Ситрик отпрянул от него. – Ну что, ты собираешься нападать или как?

– Но ты же сам сказал, что мне нужно учиться защищаться.

– А ты слушай больше. Я много болтаю.

– Тогда как мне нападать на тебя, если ты с ножом, а я с палкой?

Ольгир и бровью не повёл. Спрятал нож обратно в сверкающие на поясе ножны и расправил с улыбкой пустые руки, нарочно подставляя всё тело под удар.

– Что ж, вот он я. Ни ножа, ни палки. Как перед богами я перед тобой…

– Перед богом, – поправил Ситка, видя серебряный оберег на шее Ольгира.

– Не смотри туда, куда будешь бить. Руки сами поймут. – Сын конунга провёл пальцами по шее, пряча богатую цепь. – Лучше смотри мне в лицо, иначе выдашь удар одним взглядом… А до шеи всё равно не дотянешься.

Ситрик понял, что плачет, когда почувствовал, что слёзы стекают по лезвию к рукояти и щиплют ранки на пальцах. Он поскорей отёр нож рукавом и спрятал его обратно в ножны.

Так он и сидел, точно в молитве, поджав под себя ступни, обратившись лицом к озеру. По щекам его текли слезы, и всё тело содрогалось от рыданий. Он уж не боялся того, что путник придёт и заметит его слёзы, напротив, ему хотелось, чтобы он увидел их, истерзал всю душу своими вопросами, может, ударил бы по затылку за слабость, как били отец и старший брат…

Но он никак не возвращался, и Ситрик уже рыдал в голос, молясь, хороня мертвецов и испрашивая прощения. Озеро молчало, молчало и небо, как бородой, обрастая сумерками. Только трещали под нагретыми за день камнями насекомые. Мелькнёт ещё несколько раз солнце, и они умолкнут, почувствовав близость зимы.

– Я виноват… Я… Прости меня, – шептал он, захлёбываясь слезами.

Но никто не отвечал ему. Некому было простить его…

Седовласый путник нашёл Ситрика лежащим на берегу. Тот уснул, укрыв голову рукавом. Чуть поодаль валялся худ, а у самых его ног лежал шнурок с ножом, посверкивающий в темноте богатыми ножнами. Путник легко и быстро разжёг огонь, трогая его чуткими пальцами и свивая плетение из его дымных лоскутов. Вскоре трескучее поднялось пламя.

– Эй, чернокрылый, – потряс он Ситрика за плечо, и тот разлепил опухшие глаза. – Я возьму твой нож? – спросил путник, и послушник, согласно кивнув, вновь спрятал голову под рукав. – Мой украли на днях как раз близ Онаскана, когда я на ночёвку остался в доме на отшибе. Без него как без рук, честное слово.

Мужчина поднял нож, покрутил его в руках, дивясь тонкой работе мастера, цокнул языком недовольно – такое чудо даже пачкать не хотелось. Напевая какую-то птичью песню, принялся свежевать молодого зайца.

Ситрик проснулся, сел, обняв колени, и уставился в огонь. Пламя было как живое, питающее теплом, и путник надеялся, что языки эти не просто так отражаются в бесцветных глазах, окрашивая их красным золотом.