Саянский дневник

После долгих споров устраиваем на берегу привал. На разведку уходят Петя и Алик. Возвращаются минут через сорок с известием, что впереди действительно порог, река уходит в каньон. Нам необходимо перейти с правого берега Агула на левый. Агул здесь спокоен и широк, течение не особенно сильное. Песчаный берег странно тверд и неподатлив — вечная мерзлота. Зато под водой песок оттаял, местами образуя топкие зыбуны. В один из таких зыбунов Петя уходит выше колена, но тут же выбирается на более плотное дно. Мы переправляемся босиком, засучив брюки как можно выше. Холодна вода, стекающая со снежных хребтов, холоден и мерзлый берег. Но и путь недолог — всего тридцать-тридцать пять метров, — и мы уже растираем озябшие ноги и обуваемся. Ребята прошли, не замочив брюк, девчата слегка подмокли, а самая маленькая, Танюшка, мокрая почти до пояса.

Вконец измученные, становимся на ночевку на берегу Мугоя. Кругом — мох да красные заросли березки, и только метрах в ста от воды находим ровную сухую площадку и несколько сушин для костра.

День тридцать третий

13 сентября

Спать было тепло: последнее положенное в костер бревно продолжало тлеть еще утром. Но ботинки все- таки за ночь замерзли, пришлось отогревать их у костра.

И опять пошло мелькать перед глазами и путаться в ногах наше проклятие — такая нарядная в осеннем багрянце и такая надоевшая березка.

Мугой пропилил в пластах камня глубокую узкую щель. На ее отвесных стенах с трудом удерживаются отдельные чахлые лиственницы, кажущиеся совсем маленькими и беспомощными на этой каменной крути, да торчат зеленые столбики караганы.

В длину каньон невелик, не более километра. Дальше стены его понижаются и расступаются, открывая вход в неширокую мелкую долину, окаймленную сглаженными холмистыми грядами. По долине петляет Мугой узенькая речка, шириной всего метра три. На дне долины — болота и густые заросли березки, на склонах — редкая тайга, следы старых гарей.

К вечеру перевалили на Янгу — реку брошенных золотых приисков.

По берегам видны большие отвалы камней. Все чаще попадаются следы деятельности человека: полуразрушенные лотки для промывки породы, спиленные бревна, а в одном месте даже мостик через ручей, дряхлый, полуразрушенный, но все же мостик из двух бревен и поперечных жердей. Необыкновенно приятно видеть все эти признаки близости человеческого жилья. Хоть мы и знаем, что впереди еще не «населенка», а всего лишь заброшенный прииск, все равно становится веселее. Знакомо ли это чувство миллионам горожан, толкающих друг друга в магазинах и трамваях и сетующих, что везде так много народа?

Заброшенный прииск на р. Янга

Перед сном втайне от Петьки обсуждался вопрос о праздновании дня его рождения, который будет завтра. После долгих подсчетов завхоз согласился выдать для праздничного пирога три кружки муки и шестнадцать кусков сахару, хотя и это в нашем положении непозволительная роскошь. Потом Сашка минут сорок искал последние граммы лимонной кислоты, оставшиеся от тех счастливых времен, когда мы пекли лепешки. Все-таки нашел.

Легли в полной темноте, когда уже давно померкла и исчезла яркая оранжевая полоса, оставшаяся на небе после заката. Петька ничего не подозревает о готовящемся празднестве и настроен довольно грустно — ведь наверняка за свои двадцать два года он не встречал день рождения в такой обстановке, не имея даже возможности наесться досыта! Но ничего! Будет еще небо голубое!

День тридцать четвертый

14 сентября

Алик проснулся в половине шестого и разбудил Мику. Вместе с ней встаем и мы с Танюшкой, чтобы из скудных ресурсов, выданных завхозом, приготовить что-нибудь вкусное. Алик делает свою знаменитую затируху, Мика растирает сливки и какао, а Танюшка заводит тесто на одну лепешку. С тестом чуть не произошла катастрофа — найденный вчера с таким трудом пузырек с кислотой ночью просыпался в Микином ботинке, и я долго и тщательно выгребаю оттуда жалкие, но такие драгоценные крупинки.

Надев варежки, Танюшка принялась печь именинную лепешку, а Мика с трепетом взялась за сладкое тесто — смесь муки, воды и масла с шестнадцатью кусками сахару. Из него слепили одну большую лепешку и семь поменьше. На большой Алик выложил из брусники число 22 и «Пепе». По этому случаю лепешка именинника жарилась только с одной стороны и получилась снизу слишком черная, а сверху слишком белая. Но разве это имело какое-нибудь значение?

Потом прокричали подъем. Когда затируха была съедена, состоялась торжественная часть. От имени группы Алик преподнес новорожденному лепешку и котелок с какао, а Лешка после вступительного слова прочел приветственный стих, сочиненный летописцем в промежутках между обсуждением способов изготовления сладких лепешек и другими делами.

В этом скороспелом сочинении всячески поносились Саяны: