Читаем Саймон и программа Homo sapiens полностью

Он поворачивается ко мне, и я быстро отвожу взгляд.

— Я думал, все так очевидно, — говорит он.

Я качаю головой.

Он смотрит прямо перед собой.

— Наверное, мне даже хотелось, чтоб ты понял.

— Тогда почему ты просто не сказал?

— Потому что… — начинает он, и голос его слегка дрожит.

Я невыносимо хочу к нему прикоснуться. Если честно, мне еще никогда ничего не хотелось так сильно.

— Потому что, если бы ты хотел, чтоб это был я, ты бы сразу догадался.

Я не знаю, что ответить. Я не знаю, так это или нет.

— Но ты никогда не давал мне подсказок, — наконец говорю я.

— Давал, — улыбается он. — Адрес моей почты.

— Bluegreen118, — протягиваю я.

— Брэм Люис Гринфелд. Блю Грин. И мой день рождения.

— Боже, какой я идиот.

— Неправда, — мягко говорит он.

Но это правда. Я идиот. Я хотел, чтобы Блю оказался Кэлом. А еще я, видимо, решил, что Блю — белый. И от этого мне хочется дать себе пощечину. Цвет кожи не должен по умолчанию быть белым, как ориентация — гетеросексуальной. В людях вообще ничего не должно быть «по умолчанию».

— Прости меня, — говорю я.

— За что?

— За то, что я не догадался.

— Было бы абсолютно несправедливо на это рассчитывать.

— Но ты догадался, кто я.

— Ну да. — Он опускает глаза. — Если честно, я уже довольно давно догадался. Правда, сначала думал, может, я просто вижу то, что мне хочется видеть.

Видит то, что ему хочется видеть.

Кажется, это значит, что Брэм хотел, чтобы Жак оказался мной.

Внутри у меня все сжимается, в голове туман. Прочистив горло, я говорю:

— Зря я болтал про учителя английского.

— Не в том дело.

— Не в том?

Улыбнувшись, он отворачивается.

— Просто ты говоришь точно так же, как и пишешь.

— Ты серьезно?

Я уже вовсю улыбаюсь.

Вдалеке закрываются аттракционы и гаснут огни. И есть что-то прекрасное и жуткое в темном и неподвижном колесе обозрения.

В магазинах за ярмаркой тоже гаснет свет. Я знаю, что родители уже ждут меня дома, но пододвигаюсь к Брэму. Наши руки почти соприкасаются, и я чувствую, как он едва заметно вздрагивает. Наши мизинцы разделяет всего пара сантиметров, и кажется, будто между ними течет ток.

— Но причем тут президент? — спрашиваю я.

— Что?

— Имя — как у одного из президентов США.

— А, — говорит он. — Эйбрахам[57].

— А-а-а…

С минуту мы молчим.

— Поверить не могу, что ради меня ты прокатился на «Ракушках».

— Похоже, ты мне правда очень нравишься, — тихо смеется Брэм.

И тогда я наклоняюсь к нему, и сердце стучит в горле.

— Я хочу взять тебя за руку, — осторожно говорю я.

Потому что мы в общественном месте. Потому что я не знаю, рассказывал ли он кому-нибудь, что он гей.

И он отвечает:

— Возьми.

И я беру.

<p>33</p>

В понедельник на уроке английского я первым делом отыскиваю взглядом Брэма. Он сидит на диване рядом с Гарретом. На нем рубашка с воротником и свитер, и выглядит он так мило, что почти больно смотреть.

— Привет, привет, — говорю я.

Он расплывается в улыбке с таким видом, будто меня и ждал, и пододвигается, уступая мне место.

— Классно выступил, Спир, — выдает Гаррет. — Просто умора!

— Я не знал, что ты был на спектакле.

— Ага, Гринфелд заставил меня три раза с ним сходить.

— Что, правда? — говорю я, улыбаясь Брэму.

Он сияет в ответ, и у меня перехватывает дыхание — я весь обмякаю и чувствую странную легкость.

Я не спал всю ночь. Ни секунды. По сути, я провел десять часов, представляя это мгновение, а теперь, наяву, понятия не имею, что сказать. Наверное, что-то крутое, остроумное и не связанное со школой.

— Ты дочитал главу?

Или нет.

— Дочитал, — отвечает он.

— А я нет.

Тогда он снова улыбается, и я улыбаюсь. А потом краснею, он опускает глаза — прямо нервозная пантомима.

Мистер Вайз заходит в класс и принимается читать отрывок из «Пробуждения». Мы должны следить за текстом по своим книгам, но я постоянно теряю нужную строчку. Никогда еще я не был таким рассеянным. Я заглядываю в книгу Брэму, и он пододвигается ко мне. Я ощущаю все точки соприкосновения наших тел, будто одежда не помеха нервным окончаниям.

А потом Брэм вытягивает ноги и своим коленом касается моего. Поэтому до конца урока я тупо пялюсь на это его колено. Ткань джинсов на нем истончилась и сквозь нее виднеется темная кожа. Мне так хочется до нее дотронуться… Но тут Брэм и Гаррет поворачиваются ко мне, и я понимаю, что только что громко вздохнул.

После занятий Эбби обнимает меня за плечи и говорит:

— Я и не знала, что вы с Брэмом такие хорошие друзья.

— Тише, — вспыхнув, шикаю я. Чертова Эбби, ничего, блин, от нее не скроешь.

Я не ожидаю увидеть Брэма до ланча, но незадолго до него он подходит к моему шкафчику.

— Думаю, нам стоит куда-нибудь сходить в обед, — говорит он.

— Вне школы?

По правилам выходить на обед в город разрешается только двенадцатиклассникам, но вряд ли охранники поймут, что мы младше. По крайней мере, мне так кажется.

— Ты хоть раз это делал?

— Не-а, — отвечает он и мягко касается пальцами моих, буквально на мгновение.

— И я нет, — говорю я. — Ладно.

Выйдя из школы, мы быстрым шагом и с нарочитой уверенностью идем к парковке. Все утро шел дождь, и теперь довольно холодно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Вселенная Саймона

Похожие книги

Апостолы игры
Апостолы игры

Баскетбол. Игра способна объединить всех – бандита и полицейского, наркомана и священника, грузчика и бизнесмена, гастарбайтера и чиновника. Игра объединит кого угодно. Особенно в Литве, где баскетбол – не просто игра. Религия. Символ веры. И если вере, пошатнувшейся после сенсационного проигрыша на домашнем чемпионате, нужна поддержка, нужны апостолы – кто может стать ими? Да, в общем-то, кто угодно. Собранная из ныне далёких от профессионального баскетбола бывших звёзд дворовых площадок команда Литвы отправляется на турнир в Венесуэлу, чтобы добыть для страны путёвку на Олимпиаду–2012. Но каждый, хоть раз выходивший с мячом на паркет, знает – главная победа в игре одерживается не над соперником. Главную победу каждый одерживает над собой, и очень часто это не имеет ничего общего с баскетболом. На первый взгляд. В тексте присутствует ненормативная лексика и сцены, рассчитанные на взрослую аудиторию. Содержит нецензурную брань.

Тарас Шакнуров

Контркультура