Я пишу ей эсэмэс, что поговорю с ней завтра. Сегодня мне не хочется делиться ни с кем подробностями.
Вместо этого я звоню Брэму. Честно, я поверить не могу, что до вчерашнего дня не знал, что у меня есть его номер. Он тут же отвечает.
— Привет, — говорит он, быстро и мягко, будто это только наше с ним слово.
— Важные новости сегодня на «Фейсбуке». — Я опускаюсь на кровать.
Его тихий смешок:
— Ага.
— Ну что, каков наш следующий ход? Будем вести себя элегантно? Или завалим всем ленты селфи с поцелуями?
— Думаю, селфи, — отвечает он. — Но не больше пары дюжин в день.
— И по воскресеньям пост в честь каждой проведенной вместе недели.
— А по понедельникам — в честь первого поцелуя.
— И каждый день — по паре дюжин постов о том, как мы друг по другу скучаем.
— Я и правда по тебе скучаю, — говорит он.
Черт возьми, ну почему именно на этой неделе я под домашним арестом?
— Чем ты сейчас занимаешься? — спрашиваю я.
— Это приглашение?
— К сожалению, нет…
Он смеется.
— Сижу за столом, смотрю в окно и разговариваю с тобой.
— Разговариваешь со своим парнем.
— Ага, — говорит он, и по голосу я слышу, что он улыбается. — С ним.
— Всё. — У шкафчика меня поджидает Эбби. — Я так больше не могу. Что, блин, происходит между тобой и Брэмом?
— Я, эм.
Я смотрю на нее и, раскрасневшись, расплываюсь в улыбке. Она ждет. И я пожимаю плечами.
Сам не знаю, почему так странно все это обсуждать.
— Боже мой, ты только посмотри!
— Что такое? — спрашиваю я.
— Ты покраснел. — Она тыкает пальцами мне в щеки. — Прости, но ты такой милашка, что просто кошмар. Иди уже. Иди отсюда.
Мы с Брэмом в одной группе по английскому и алгебре, а значит, два часа я буду томиться, не сводя глаз с его губ, а потом еще пять часов — эти губы представляя. Во время ланча мы прячемся в актовом зале, и без декораций он выглядит непривычно. В пятницу здесь будет проходить школьное шоу талантов, поэтому кто-то уже украсил занавес блестящими золотыми кисточками.
Мы в зале совсем одни, и он кажется таким огромным, что я беру Брэма за руку и тяну в мужскую гримерку.
— Так-так, — говорит он, пока я пытаюсь совладать с задвижкой. — Будем заниматься чем-то секретным?
— Ага, — говорю я и целую его.
Он опускает руки мне на талию и притягивает ближе.
Брэм выше меня всего на пару сантиметров, пахнет мылом Dove, а еще (учитывая, что его поцелуйная карьера началась только вчера) — у него по-настоящему волшебные губы. Мягкие, сладкие, неторопливые. Он целуется, как Эллиотт Смит поет.
Потом мы достаем два стула, и свой я ставлю так, чтобы закинуть ноги ему на колени. Он барабанит руками по моим ногам, и мы говорим обо всем на свете. О том, что Крошка Зародыш уже стал размером с картофелину. О том, что Фрэнк Оушен — гей.
— О, и кстати, угадай, кто, оказывается, был бисексуалом, — продолжает Брэм.
— Кто?
— Казанова.
—
— Ага, — говорит он. — По словам моего папы.
— Ты хочешь сказать, — говорю я, целуя его руку, — это папа разъяснил тебе, что Казанова был бисексуалом?
— Он сказал мне это в ответ на каминг-аут.
— У тебя потрясающий папа.
— Он потрясает своей неловкостью.
Люблю его кривую ухмылку. И то, как он расслабляется рядом со мной. Серьезно, обожаю. Все это.
Он наклоняется почесать лодыжку, и сердце мое сжимается. Золотисто-коричневую кожу у него на шее.
Все-превсе.
Я витаю в облаках до конца дня, думая только о нем. А добравшись до дома, отправляю ему сообщение:
В смысле, в шутку. По большей части.
Он мгновенно мне отвечает:
Отчего я прыскаю со смеху за кухонным столом.
— А ты в хорошем настроении, — говорит мама, заходя в дом с Бибером.
Я пожимаю плечами.
Она смотрит на меня с вопросительной полуулыбкой.
— Ладно, хорошо, не думай — ты вовсе не обязан ничего рассказывать, но просто, чтоб ты знал: если тебе захочется…
Чертовы психологи. Ведь обещала же не надоедать.
Я слышу, как к дому подъезжает машина.
— Это Нора так рано вернулась? — спрашиваю я.
Забавно, но я уже привык, что ее не бывает дома до самого ужина. Я выглядываю в окно и не верю своим глазам. Да, приехала Нора. Но машина. и кто за рулем.
— Это что, Лиа? — спрашиваю я. — Подвозит Нору?
— Похоже на то.
— Так, ладно. Мне нужно выйти.
— О, нет, — отвечает мама. — Как жаль, что тебе нельзя.
— Мам, — говорю я.
Она вскидывает руки.
— Ну пожалуйста. — Нора уже выходит из машины.
— Я открыта к переговорам, — говорит мама.
— О чем?
— Отмена домашнего ареста на один вечер, а взамен — десять минут доступа к твоему «Фейсбуку».
Боже мой.
— Пять, — говорю я. — И под моим надзором.
— Хорошо, — соглашается она. — Но я хочу взглянуть на твоего парня. Все ясно. Значит, как минимум одну из сестер я собственноручно прибью. Но сначала — Лиа. И я выбегаю из дома.
При виде меня Нора удивленно поднимает голову, но я проношусь мимо и, еле дыша, берусь за ручку пассажирской двери. В машину я заскакиваю быстрее, чем Лиа успевает возразить.