Саймон и программа Homo sapiens

— Ну хватит, — взвизгивает она, но я знаю, что она улыбается.

И тогда я целую ее в лоб, и она вспыхивает до кончиков ушей. Если уж Лиа краснеет, то по полной.

А потом ко мне подходят родители и предлагают поехать в «Варсити».

— Мне нужно делать домашку, — отказываюсь я.

— Уверен, сынок? — спрашивает папа. — Привезти тебе «Ледяной апельсин»?

— Или два, — ухмыляется Элис.

* * *

Элис просит меня не отключать телефон: она пришлет эсэмэску, когда они соберутся домой.

— И не вздумай забыть наши «Апельсины»!

— Пытаешься усидеть на двух стульях, Саймон?

— Самую большую порцию, — не слушаю я. — В сувенирных стаканчиках.

На парковку идет толпа человек в сто. Мы с Брэмом плетемся в хвосте, но за руки не держимся — слишком людно. (Мы же в Джорджии.) Поэтому я иду рядом — близко, но не слишком. Просто двое парней тусят вместе в пятницу вечером. Вот только воздух между нами заряжен так, что почти слышен треск электричества.

Брэм припарковался на верхнем этаже парковки. Подходя к машине, он разблокирует ее, а я иду к пассажирской двери. В эту секунду автомобиль по соседству с ревом оживает, и я едва не подпрыгиваю от неожиданности. Я жду, пока он проедет, чтобы открыть свою дверцу, но он не двигается. Тогда я заглядываю в окно… и вижу за рулем Мартина.

Мы встречаемся взглядами. Странно, что он здесь, ведь в школе его сегодня не было. А значит, это первая наша встреча с тех пор, как он написал мне письмо.

Он проводит рукой по волосам, и рот его как-то странно кривится.

А я просто стою и смотрю на него.

Я не ответил на его письмо.

Пока не ответил. Или типа того.

На улице прохладно, поэтому я забираюсь в машину и наблюдаю, как Мартин выезжает с парковки.

— Согрелся? — спрашивает Брэм. Я киваю. — Ну что тогда, едем к тебе?

По его голосу понятно, что он нервничает, и от этого я тоже начинаю нервничать.

— А ты хочешь?

— Да, — отвечает он, искоса взглянув на меня. — То есть ДА.

— Ага, хорошо, — говорю я.

И слышу, как гремит мое сердце.

* * *

Когда мы с Брэмом переступаем порог моего дома, я будто вижу его впервые. Вот какой-то рандомный деревянный комод, захламленный каталогами и рекламными проспектами; вот жутковатый рисунок Элвина и бурундуков в рамочке, который еще в детском саду нарисовала Нора.

Бибер с глухим стуком спрыгивает с дивана и, щелкая когтями по паркету, несется к нам.

— Приветик, — говорит Брэм и тут же наклоняется к нему. — А я тебя знаю.

Бибер яростно его приветствует, облизывая лицо, и Брэм удивленно смеется.

— Вот как ты на нас действуешь, — поясняю я.

Брэм целует Бибера в нос и идет за мной в гостиную.

— Хочешь чего-нибудь съесть? — спрашиваю я. — Или выпить?

— Нет, спасибо, — отвечает он.

— У нас наверняка есть кола. — Мне ужасно хочется его поцеловать, но я зачем-то тяну время. — А посмотреть что-нибудь хочешь?

— Ага.

Я смотрю на него.

— А я нет.

Он смеется.

— Тогда давай не будем.

— Показать тебе мою комнату?

В ответ он снова лукаво улыбается. Может, это и по-брэмовски. Может, я еще не все о нем знаю.

Стена вдоль лестницы увешана фотографиями, и Брэм рассматривает каждую.

— Знаменитый костюм мусорного ведра, — комментирует он.

— Звездный час Норы, — добавляю я. — Я даже забыл, что рассказывал тебе об этом.

— А это ты тут с рыбой, да? Такой восторг на лице…

На фотографии мне шесть или семь: я, красный от жары, стою с вытянутой рукой, в которой на леске болтается рыба. Вид у меня такой, будто я вот-вот разревусь от ужаса.

— Всегда любил рыбалку, — говорю я.

— Ничего себе, ты был такой светленький.

Когда мы оказываемся на втором этаже, он берет меня за руку и сжимает ее.

— Ты правда здесь, — говорю я, качая головой. — Наконец-то.

Я открываю дверь и ногой откидываю с прохода одежду.

— Прости. за вот это вот все.

Рядом с пустой корзиной — гора грязной одежды, рядом с пустым комодом — чистой. Повсюду какие-то книги и бумажки. На столе пакет с рыбками-крекерами, рядом — сломанные часы с обезьянкой из мультика «Любопытный Джордж», ноутбук и пластиковая робо-рука. На стуле лежит рюкзак. По стенам криво-косо развешены обложки виниловых альбомов в рамочках.

Но кровать заправлена. На нее мы и садимся, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги.

— А где ты сидишь, когда пишешь мне письма? — спрашивает Брэм.

— Обычно тут. Иногда за столом.

— А-а, — кивает он.

А потом я наклоняюсь и нежно целую его под самой челюстью. Он поворачивается ко мне и сглатывает.

— Привет, — говорю я.

Он улыбается.

— Привет.

И тогда я целую его по-настоящему, и он целует меня в ответ, и запускает руки мне в волосы. Мы целуемся как дышим. В животе у меня яростно трепещут бабочки. Каким-то образом мы переходим в горизонтальное положение, и вот его руки уже обвивают мою талию.

— Как же здорово, — говорю я, задыхаясь. — Давай так… каждый день.

— Хорошо.

— И ничего больше не будем делать. Забьем на школу. На еду. На домашку.

— Я хотел позвать тебя в кино, — улыбается он.

И я улыбаюсь в ответ.

— Никакого кино! Ненавижу кино.

— Да неужели?

— Ужели-ужели. Зачем смотреть, как целуются другие, когда я могу целоваться с тобой?