– Я могу позвать на помощь, – как бы самой себе сказала она.
– Нет, мне не нужна никакая помощь, – решительно возразил Джеффри. – Эта леди, дорогая моя, маленькая и очаровательная молодая женщина. Такая маленькая, что я мог бы спрятать ее в свой карман и забыть, где она.
– Английская галантность, – вздохнула Жанна. – Бедняжка леди!
– Нет, не бедняжка, Жанна, потому что ей целиком принадлежит сердце мужчины.
– Которое так мало, – подхватила Жанна, – что она кладет его к себе в ридикюль и забывает, где оно.
– Пусть забудет, пусть будет холодна, но сердце это навсегда с ней, страдающее от ее холодности и насмешек и смиренно ожидающее, пока, наконец, она не станет добрее.
– Трусливое, жалкое сердце, оно впустую проживает свою жизнь.
– Нет, нет, как ни смиренно это сердце, оно тайно и пристально наблюдает за этой леди, и пусть возлюбленная пренебрегает и смеется над этим сердцем, пусть! Оно посвятит всего себя охране благоденствия и счастья возлюбленной.
– О, тогда, должно быть, это достойное сердце, потому что оно, несомненно, уже давно посвятило себя этому.
– Не очень давно, Жанна, потому что раньше оно было погружено в сон.
– О, так, значит, это его первая любовь?
– Да, и единственная, ведь прежде оно не знало, что на свете есть эта маленькая леди с большими синими глазами и прелестными ямочками на щеках, француженка по имени Жанна, у которой каштановые кудри и такой насмешливый, злой язычок.
– В самом деле, пылкое сердце!
– Только возлюбленная его упряма и своенравна.
– И француженка, – мечтательно произнесла Жанна. – В самом деле, мне жаль это сердце.
Джеффри теснее прижал Жанну к себе.
– Оно счастливо – это сердце, Жанна. Но что с того для его обладателя? Он потерял его ради женщины – и что ждет его теперь?
– Оно было такое маленькое, что он, наверное, и не заметит его отсутствия, – сказала Жанна.
– Но он заметил. И хотя ему уже не вернуть своего сердца, он очень хотел бы завоевать сердце своей возлюбленной.
– О, оно было бы слишком холодно.
– Он мог бы согреть его, дорогая.
– Нет, потому что он англичанин и враг этой женщины. И, может быть, сердце этой женщины уже принадлежит кому-то другому.
Джеффри встал.
– Теперь я знаю, почему она холодна. Ее сердце уже не принадлежит ей, и ей нечего дать этому англичанину. Вот почему он покидает ее – со своим сердцем.
– А что если до сих пор это сердце не принадлежало никому? – тихо сказала Жанна, не отрывая глаз от вышивки. – Я… я имею в виду – сердце этой женщины…
Джеффри опять сел на перила.
– И его можно покорить, Жанна? – спросил он.
Она склонилась еще ниже над пяльцами, и тень ее длинных ресниц прикрыла ее глаза.
– И кто же покорит ее сердце? Враг, англичанин?
– Нет, англичанин – возлюбленный.
Жанна отложила свою иглу, задумчиво глядя на него.
– Нет, это сердце нельзя покорить.
– Никогда?
– Никогда. Вы сами видите, сэр, это было холодное, жестокое сердце. Оно отвергало всех поклонников. Это было робкое, но верное сердце… Но однажды… леди встретила чужеземца, и ее сердце затрепетало. Она и сама впервые не догадывалась, что сердце ее потеряно, и… и теперь оно в кармане мужчины. А когда эта леди попыталась вернуть его себе, оно не захотело возвращаться и так и осталось там. Но… это было такое пугливое, маленькие сердце, что мужчина – а он был большой глупый англичанин – так никогда и не узнал, что оно уже принадлежит ему, и просил эту леди отдать ему свое сердце. Он был совсем слепой, этот английский завоеватель.
– Английский раб, – сказал Джеффри и снова опустился на колено, заключив Жанну в свои объятия. – Жалкий проситель у ног маленькой леди.
– Но он был очень сильный и настойчивый, – пролепетала Жанна, роняя пяльцы. – И… и он был одет в темно-красный бархат и знал, что это ему очень к лицу. Он был тщеславный щеголь, сэр.
Джеффри крепко прижал Жанну к своей груди.
– Нет, потому что он снял свою повседневную одежду и нарядился в темно-красный бархат только затем, чтобы понравиться своей леди.
– Павлин, прихорашивающийся, чтобы поразить воображение курицы, – возразила Жанна, разглаживая и поправляя свое скромное красновато-коричневое платье.
– Она была такая прелестная курочка, что он наряжался в бархат, чтобы не показаться серым, скучным малым рядом с такой очаровательной особой.
– О, она не ожидала, что он был серый и невзрачный, – проворковала Жанна на ухо Джеффри. – В своем стальном панцире, с черным султаном на шлеме и в черном плаще, развевавшемся за его плечами, с большим мечом в руке – он был прекрасен!
– Когда ты видела меня таким, Жанна?
– Из окна башни, сэр. Я ненавидела вас тогда. Вас и вашего предводителя, этого ледяного лорда Бьювэллета.
– И Алана?
– Алана? Нет. Он был пленником моей госпожи, а беспомощного человека ненавидеть нельзя… И… и… он так мил с женщинами, – украдкой улыбнулась Жанна.
– Мил? – спросил Джеффри, беря ее за подбородок и заглядывая ей в глаза. – Придется потолковать с мистером Аланом. Что же, его ухаживания приятней, чем мои? – с этими словами Джеффри поцеловал Жанну в губы.