Сайны Флорауны и Дневник Снов

– Смотрю, тебе зашёл спецэффект, это Бен придумал. Думаю, лучше выключить, а то этот свет, кажись, самую малость загипнотизировал тебя. Ку-ку! – Амуле пощёлкал пальцами у глаз Нико и добавил основного освещения. – Пойдём может ещё чего попьём, ну и помидор остался и… – он самозабвенно рылся в снеках, что прятались под замком в кухонном шкафчике.

Солнце провалилось за дома неожиданно быстро, кирпич стен впитал влагу моросящего дождя, сильно похолодало. Жёлтый Свет трудолюбиво согревал огромное помещение с высоченными потолками. Амуле кинул на стол упаковку сушеного манго и ореховые батончики. Нико грел руки о чашку с какао.

– Помнишь, когда нас с ней заломали в этой квартире с дневником Фреда и Ловцом Такрехади?

– Как не помнить… – Амуле долил себе уже остывший бирюзовый чай.

– Слышал, те агенты в отделе говорили про фурфуреон. Твой пурпуреон, это оно же самое? Просканировали тогда всё вдоль и поперёк, брали волосы и ногти на анализ. Так почему нас отпустили, а дело замяли? Они так ничего и не нашли?

– Фурфуреон! Ха-ха! Да, люди – они такие. Услышат что-то у нас, какое исследование или новую технологию утащат, но всё перекаверкают. Омерзительно. Фактически, они открыли целых 2 новых измерения, но так и не узнали об этом, но пусть их Америка так и останется Индией, – Амуле прикрыл лицо ладонью, перебирая в голове жесточайшие ошибки человечества, или, как они их ещё называют, изобретения. – Да, делают бесполезные, а иногда и фатальные вещи, слепо в них верят, а как финансируют. Конечно, они научились определять несколько метаболитов пурпуреона, – он внезапно вернулся к теме вопроса. – Но понятия не имеют, что твоя кожа всего лишь излучатель, как лампа, и не имеет ничего общего с этой волноподобной частицей. С Эйей всё сложнее, но как глупо было пытаться найти его в волосах или ногтях, к тому же в стрессовой ситуации он моментально распадается. Ведь пурпуреон – это как сила духа или вера, ты чувствуешь её под кожей, когда мурашки бегут по голове, пояснице и предплечьям, а ты готов жить и творить несмотря ни на что. Бежать марафон без ног, самозабвенно строчить поэму на последней стадии рака, войти в горящий дом, чтобы спасти соседскую кошечку … Да, это всё пурпуреон, он нами движет, и все без исключения имеют к нему рецепторы. Но у кого-то их гораздо больше, как у Неё.

– Сверхчувствительная – так говорил её отец, – вставил Нико сухое определение Рудольфа.

– Можно и так сказать. Всю жизнь она искала то, что нашла в тебе, но в какой-то момент перестала это получать, потому что…

– Потому что я занимался только собой, своим бизнесом, мы стали видеться всё реже и реже… – закончил фразу Нико.

– Да, ей не хватало тебя. И однажды она научилась находить свою дозу заменителя пурпуреона в других источниках, конечно, менее мощных, и, по большому счёту, сомнительных. А потом и вовсе, следуя твоему примеру, замкнулась в себе, ограничившись саморазвитием и примитивными удовольствиями, перестала обращать внимание на других – тех, кто в ней нуждался, как она в тебе. Печально, да?

– Значит, получается, её главный наркотик – это я? – Нико положил голову на ладони.

– Получается, – ответил Амуле.

– Значит, виноват только я… И всё уже в точке невозврата? Всё потеряно?

– Ну почему? Если честно, и я оплошал, завёз вас в тот городок, а сам исчез, да, были причины. Думал, перекантуетесь там год-два от силы, пока вся ситуация с пурпуреоном не уляжется. Вы слишком задержались, почти превратились в стариков. Надо это срочно исправлять!

– И как? – спросил Нико.

– Пойдём на балкон, подышим немного, – предложил Амуле.

– Но там дождь… – ответил Нико и тут же осознал, что эти модные нынче «authentic и slow-living», похоже, не его стезя. Однако, те довольные беспечным существованием, зомбированные гипноящиком и оладьями Алифера старики из Золота Леприкона успели сделать своё грязное дело, и надо было в срочном порядке начинать борьбу с последствиями – жить быстро, дабы нагнать упущенное.

– Тебя ревматизм, случаем, не замучил, господин Драгонон? Накинь куртку, там, на вешалке, – Амуле открыл высокую дверь и вышел прямо в штормящую стихию.

Нико, кажется, понял, насколько крепко он обвил себя паттерном привычной, хоть и не самой незамысловатой жизни и сделал шаг навстречу леденящей лицо мороси.

– Я бессмертный? – внезапно, от вечерней прохлады к нему пришла ясность ума и нескромная мысль, которую он не постеснялся озвучить.

– Не знаю, но хорошо, что мы нашли друг друга. Знаешь, я тоже не так прост, как кажется, – Амуле завернулся в старый ватник.

– Это уже все поняли, – Нико убрал ладонью капли дождя с лица.

– Да ну тебя, значит, я плохо скрываю?

– Просто отвратительно! – констатировал Нико и оба рассмеялись.

– Конечно, я совсем не такой как ты. Сверхсил-то почти и не осталось. Но как-то крутимся с Сином. Может, всё и к лучшему.