В бассейне двадцать четыре на восемнадцать метров Оскар нарезал круги в среднем со скоростью тридцать четыре километра двести метров в час – превосходный, пышущий здоровьем образец. Сквозь перегородку из перспекса Мэри наблюдала за белым брюхом смертельно опасного кита у себя над головой. Она воображала, что кит пробьет стекло, и его челюсти сомкнулся на ее плоти. От ужаса и удовольствия Мэри вздрогнула. Откровенно говоря, ничего подобного даже не приходило киту в голову. Он был потерян и смущен. Аквариум разрушил систему эхолокации кита. Все сонарные сигналы, которые он посылал, разбивались о стеклянные стены. Последние пятнадцать месяцев Оскар безуспешно пытался пробиться сквозь лабиринт зеркал и вернуться к побережью Норвегии. В изнеможении кит поднялся к поверхности и выбил хвостовым плавником фонтан брызг. Затем издал свист и снова погрузился в воду. Мэри с завистью смотрела на Оскара. Должно быть, ему весело. Здорово быть китом-убийцей и так вот свободно летать под водой…
Мэри и не подозревала, как похожи они с Оскаром Кит вертел хвостом и прыгал через обруч за порцию рыбы, а она каждый вечер натягивала на себя невозможно узкое платье и развлекала клиентов сладкими речами ради денег. Бар – такой же зверинец, как и океанарий, только туда ходит другая публика.
На периферии гиперпространства разоблачаются все тайники вселенной, провозглашая конец частной жизни.
Мэри подобрала выпавшую прядь волос и засунула ее за ухо, разглядывая, как торопятся по песчаной насыпи крабы-отшельники. С самого первого проникновения в гиперпространство я знал о Мэри все. Вообразите, что знаете человека так близко, что можете просчитать, как быстро растут у него ногти (0,000001 миллиметра в секунду). Ни разу не поцеловав ее, я мог сказать, какова на вкус ее слюна (никотин и жимолость), я знал все ее потайные страхи, толпящиеся в душе (лягушки и высокие стремянки).
Существует расхожий миф, что вокруг предмета любви должна сохраняться аура таинственности, что разоблачить тайну – все равно что облить предмет вашей одержимости стоячей водой из пруда. Мне кажется, в такой любви есть что-то нечистое… Страсть, которая способна выдержать зрелище мышц толстой кишки, проталкивающих к естественному выходу то, что недавно съела ваша возлюбленная… вот это я называю истинной любовью.
Наша прогулка по океанарию Осаки завершалась Мэри пора было спешить на работу. Уже в метро я вспомнил, что оставил дома рабочую одежду, сошел за одну станцию до Мэри и отправился к себе. Я добрался до дома за тридцать минут до начала смены. И тут меня настигли последствия бессонницы. Я решил поспать минут десять. Ровно через сто три минуты меня разбудило раздраженное звяканье телефона. Пора перепрограммировать свой внутренний пространственно-временной механизм. На расстоянии семи километров трехсот восьмидесяти метров к востоку Мама-сан нянчила в кабинете трубку телефона. На ней был фиолетовый халат с поясом и колготки с поддерживающим эффектом от варикоза. Господин Бойанж сидел в своей дневной постельи в форме розочки и жевал очередной трофей. Я поднял трубку и осторожно прижал к уху.
– Добрый вечер. Здесь живет Ватанабе Ихиро? – холодно осведомилась Мама-сан.
Я утвердительно вздохнул.
– Превосходно! Я, собственно, звоню, чтобы выяснить, собирается ли господин Ватанабе сегодня на работу? Потому что если не собирается, мы вынуждены сообщить, что ему следует искать другое место работы, где он сможет преспокойно бездельничать!
– Я проспал, – сказал я.
Мама-сан с шумом набрала воздух. Однако она не собиралась спускать все на тормозах.
– У тебя есть пятнадцать минут.
– Я…
– Мы подали клиентам крекеры из морских водорослей и сказали, что еда будет позже, потому что наш повар – бесполезный идиот. Если ты не появишься через пятнадцать минут, я скажу им, что еда будет позже, потому что наш теперь уже бывший повар – бесполезный идиот.
Мама-сан швырнула трубку, а я так и остался стоять с обморожением уха третьей степени. Обессилев, Мама-сан наклонилась к господину Бойанжу, чтобы приласкать его – танцующая самбу процессия бактерий переместилась с его шерсти на ее накрашенные помадой от Шанель губы. Я проглотил витамин С и натянул кроссовки. Маме-сан повезло, что я использую работу в баре как маскировку. Если бы не Мэри, я бы и трубки не поднял.
Я проскользнул в зеркальные двери на двадцать три минуты тридцать четыре и две десятых секунды позже, чем следовало. Удивительно, но в сумрачном баре сегодня почти не было болезнетворных бактерий. Микробы пощадили трех чиновников мэрии, двух почтовых служащих и начальника городской канализационной системы. Однако и им оставалось недолго. Вирус-мутант гриппа «А» циркулировал по вентиляционным каналам больших офисов. Его запустил ученый из лаборатории биотехнологий двадцатисемилетний Ёси Каваката, протестуя против засилья корпораций.
– Эй, засоня, быстрей на кухню, тебя ждет пицца и цыпленок терияки!