"Что это за нежная ягода?" - мысленно задал вопрос Максим, и мужичонка тут же ответил вслух:
- Малину это она так обозначает. У ней на все свое имя.
Елизавета Вторая вежливо, но суховато сказала:
- Нет, спасибо, мы не можем. Спешим. В Панелово едем. Успеть бы до темноты.
Красавица тихо ахнула, прижав к розовой щеке пухлую ладошку, и отступила на шаг назад, как будто слова Лизы-дубль прохватили ее до глубины души. И тут же повернулась и быстро ушла в дом, не попрощавшись. Мужичонка извиняющимся тоном сообщил:
- В Панелово у ней бабка жила. Померла с год назад. Ну, она переживает. Очень любила старушку. Что ж, - перешел он к финальной сцене, спасибо, что подвезли. Рад был познакомиться. Желаю удачи. А это... - он запустил руку за пазуху и вытащил из глубин ватника не слишком чистую тряпицу, в которой было завернуто что-то маленькое, с конский каштан, наверное, размером. - Это - на всякий случай. Ну, сама знаешь. Сядь на пенек, съешь пирожок.
Лиза-дубль взяла дар и сунула сверток в бардачок. И тут же кивнула Максиму - едем. Как только он захлопнул дверцу со своей стороны, Елизавета Вторая тронула танк с места.
Максим молча выждал, пока Лиза-дубль развернет синее чудище и отъедет подальше от симпатичной Клюквенки, а потом спросил:
- А как же насчет двух часов пути? Времени-то едва за полдень, а ты сказала - успеть бы до темноты.
- Там дальше дорога плохая, - спокойно пояснила Лиза-дубль. - Овраги.
Едва они отъехали километров на десять от Клюквенки, как земля взбухла холмами и пригорками... надо же, подумал Максим, а я и не заметил, где и когда они сгладились... ведь уже холмилось вокруг, а потом вдруг ровно стало... а теперь снова все вокруг пошло лесистыми волнами, да какими... Горы вздымались все выше и выше, дорога теперь шла по узкому темному ущелью, насквозь пропахшему лесной моховой сыростью. Под колеса то и дело попадались темные лужи, не слишком, к счастью, глубокие, и танк с легкостью проскакивал их, не замедляя хода. Лиза-дубль молча хмурилась, глядя на дорогу, и Максим не решался заговорить, видя, что спутница думает о чем-то нешуточном. А ему так хотелось обсудить странного крохотного мужичонку и его статную подругу... но момент тому не содействовал.
И он стал думать о том, зачем, собственно, они с Елизаветой Второй едут в литовскую деревню, которую строили латыши... и название которой вызывает у встречных непонятную реакцию. Правда, встречных за время дороги было всего двое... и сами они оказались фигурами отнюдь не стандартными... но мужичонка явно хотел помочь тем, кто решился ехать в Панелово, до которого вообще-то два часа на машине, но хорошо бы к ночи добраться... Зачем, кстати, люди вообще помогают друг другу? Хоть знакомые, хоть нет. В помощи ли как таковой дело? Вправду ли хочет человек, чтобы другому стало лучше? Или же, помогая, он втайне любуется собой, собственным благородством? Наверное, все тут перемешано. И желание помочь, и желание выпендриться. Все есть, все присутствует, только пропорции текучи и неустойчивы. Люди разные, и моменты движения жизни - тоже разные, все постоянно меняется, и каждый из нас постоянно меняется... игра энергий, земное эхо солнечных бурь, и не только солнечных...
Потом он усмехнулся, вспомнив, как приосанился мужичонка при виде фотообъектива. А почему, собственно, люди так трепетно относятся к изображению собственной персоны? Во! Фото! Это я! Ну и что? Ты же себя каждый день в зеркале видишь. Зачем тебе собственные фотографии, да еще и во множестве? Ведь для большинства даже качество портрета неважно, их сам факт приводит в восторг: это я! Что за странная любовь к собственному отражению?.. Может быть, так человек ищет доказательства своего существования, цепляясь за эфемерное бытие тела? Ну, неважно. Пообщались с интересными людьми - едем дальше.
- В чем смысл и суть общения? - неожиданно спросила Елизавета Вторая, в который уже раз подслушав его мысли.
Немного растерявшись, он неуверенно промямлил:
- Ну... узнать что-то новое?..
- Ты узнал что-то новое в Клюквенке?
- Едва ли...
- Но ты схватился за фотоаппарат... да, эта женщина красива, но если заглянуть глубже - что именно ты хотел зафиксировать? Ее? Или собственное "я", возникшее в глухой деревне? Тебя запомнят. О тебе будут думать. Твое отражение останется там надолго вместе со снимком. Да и без него тоже.
- Ну, если так рассуждать, то вообще надо от людей держаться подальше. Как ни крути, а твое отражение всегда остается где-то. Но мы не можем жить сами по себе, без других.
- На физическом плане - да, не можем. Но я ведь не об этом, и ты прекрасно меня понимаешь, только сам себе не хочешь признаться в понимании. Почему мы стремимся к людям?
Что-то щелкнуло у него в голове - звонко, оглушительно... и он услышал собственные слова:
- Мы строим клетку общения... - Но тут же, спохватившись, он возразил сомнамбулическому высказыванию: - А если это великие люди, способные изменить наше видение мира?