Сахалин

 Но прежде, чем говорить об этом "недовольстве", скажем несколько слов о том, как происходила обыкновенно смертная казнь на Сахалине.

 Последняя, с Мерказина, казнь на Сахалине происходила около девяти лет тому назад.

 Казнили троих каторжников-рецидивистов, - старика, бывалого каторжанина, и двоих молодых людей, - за убийство с целью грабежа, совершенное уже на острове.

 Мне рассказывал об этой казни сахалинский благочинный, отец Александр, напутствовавший осужденных.

 Они содержались отдельно. Отец Александр, по распоряжению начальства, явился к ним за три дня до смертной казни.

 По появлению священника осужденные поняли, что смертный час приближается.

 - Побледнели, испугались, оторопели, слова выговорить не могут, - рассказывал отец Александр, - только старик по первоначалу куражился, смеялся, издевался над смертью, над товарищами... Начнем священное петь, - смеется: "Повеселей бы что спели!" - "Ну, - говорю, - братцы, там что будет, то будет, а пока не мешает и о душе подумать". Ну-с, хорошо. Принялись за молитву. Молились пристально, с усердием, всей душой.

 - Все три дня?

 - Все три дня-с. Беседовали о загробной жизни, читали жития святых, пели псалмы, молились вместе. Гулять на дворик вместе ходили. Не выпускали они меня от себя. Молят прямо: "Батюшка, побудьте с нами, страшно нам". Сбегаешь, бывало, домой часа на полтора, перекусишь, - и опять к ним. Спали они мало, так, с час забудется который и опять проснется. И я с ними не спал. Да и до сна ли было!

 - Беседовали о чем-нибудь с ними, кроме священных предметов?

 - Как же! Надежду в них все-таки поддерживал: "Бывали, мол, случаи, что и на эшафоте прощенье объявляли". Разве можно человека надежды лишать? Без надежды человек в отчаянье впадает. Допытывали они меня все - "когда да когда?" Ну, а как принесли им накануне белье чистое, тут они все поняли, что, значит, на утро. Эту ночь всю уж не спали. Один только, кажется, на полчаса забылся. Причастил я их этой ночью. А наутро, еле забрезжилось, - выводить. Надел черную ризу - повели.

 Тут произошла задержка: опоздал на четверть часа кто-то из лиц, обязанных присутствовать при казни.

 - Верите ли, - говорил мне отец Александр, - мне эти четверть часа дольше всех трех дней показались. Мне! А каково им?

 Когда прочли конфирмацию, ударили барабаны.

 Но это была лишняя предосторожность. Никакой обычной в таких случаях ругани по адресу начальства не было.

 - Умерли удивительно спокойно. Приложились ко кресту и отдались в руки палача. Только один, самый молодой, Сиютин, сказал: "Теперь самое жить бы, а нужно помирать". Сами и на эшафот взошли и на западню стали.

 Только старик, сначала куражившийся над смертью, с каждым часом все больше и больше падал духом.

 Его пришлось чуть не отнести на эшафот. От ужаса у него отнялись руки и ноги.

 Пред казнью он просил водки.

 - Ну, что ж, дали?

 - Нет. Разве можно? После полночи только приобщались, а в пять часов водку пить не подобает.

 Казнь продолжалась долго. Один из конвоиров во время нее упал в обморок. Многие из арестантов, приведенных присутствовать при казни, не выдерживали и уходили.

 Эта последняя казнь на Сахалине происходила во дворе Александровской тюрьмы.

 Обыкновенным же местом смертной казни была, теперь упраздненная и срытая до основания, страшная и мрачная Воеводская тюрьма, между постами Александровским и Дуэ.

 Виселица ставилась посередине двора.

 Присутствовать при казни выгоняли из тюрьмы сто арестантов, а если казнили арестанта Александровской тюрьмы, то пригоняли еще человек двадцать пять оттуда.

 Воеводская тюрьма была расположена в ложбине, и с гор, амфитеатром возвышающихся над нею, было как на ладони видно все, что делается во дворе тюрьмы.

 На этих-то горах спозаранку располагались поселенцы из Александровска и "смотрели, как вешают".

 И этот амфитеатр, переполненный зрителями, и эти подмостки виселицы, - все это делало воеводскую тюрьму похожей на какой-то чудовищный театр, где давались страшные трагедии.

 От многих из зрителей я слышал подробности трагедий, разыгравшихся на подмостках Воеводской тюрьмы, но, разумеется, самые ценные, самые интересные, самые точные подробности мне мог сообщить только человек, ближе всех стоявший к казненным, присутствовавший при их действительно последних минутах, - старый сахалинский палач Комлев.

 Он повесил на Сахалине тринадцать человек; из них десять - в Воеводской тюрьме.

 Его первой жертвой был ссыльно-каторжный Кучерявский, присужденный к смертной казни за нанесение ран смотрителю Александровской тюрьмы Шишкову.

 Кучерявский боялся казни, но не боялся смерти.

 В ночь перед казнью он как-то ухитрился достать нож и перерезать себе артерию.

 Бросились за доктором; пока сделали перевязку, пока привели в чувство бывшего в беспамятстве Кучерявского, наступил час "выводить".

 Кучерявский умирал смело и дерзко.

 Он сам скинул бинт, которым было забинтовано его горло.

 И все время кричал арестантам, чтобы они последовали его примеру.

 Напрасно бил барабан. Слова Кучерявского слышались и из-за барабанного боя.