Сахалин

 Проходя мимо тюрьмы, вы увидите у ворот приземистого, нескладного арестанта. Руки, как грабли. Большие оттопырившиеся уши торчат, как лопухи. Маленький красненький нос. Лицо - словно морда огромной летучей мыши.

 От ворот он не отходит ни шага. Это - Медведев "гуляет". Он все время держится на глазах у часовых и ни за что не отойдет в сторону.

 Будто прикованный!

 Медведев и в палачи пошел "из страха".

 В 1893 году он судился в Екатеринодаре за убийство хозяина постоялого двора, у которого служил в работниках. Убийство с целью грабежа. Хозяин, по словам Медведева, был ему должен и не отдавал денег.

 - По подозрению в убийстве! - говорит Медведев.

 И этот человек, вызвавшийся быть палачом, вешавший, - упорно отрицает, что он убил хозяина.

 - Не мой грех, да и все.

 После того, как мы познакомились больше, Медведев объяснил мне, почему он так упорно отрицает свою вину.

 - Не в сознании я судился.

 - Ну?

 - Ну, и положили мне наказание. А скажу, что я, пожалуй, еще наказание прибавят. Мне теперь говорить нельзя.

 В палачи Медведев пошел из страха перед каторгой.

 - Слыхал, что в каторге людей под земь сажают. Боялся я шибко. Потому и в палачи вызвался, - думал, в Рассее при тюрьме оставят.

 В тюрьме, где содержался Медведев, предстояла казнь двух кавказцев-разбойников. Палача не было, Медведев и "вызвался".

 Об этой казни Медведев рассказывает с тем же тупым, спокойным лицом, равнодушно, до сих пор только жалеет, что "не все по положению получил".

 - Рубаха красная мне следовала. Да сшить не успели, - так рубаха и пропала. Халат только новый дали.

 - Что ж ты перед казнью водку хоть пил?

 - Нет, зачем. Захмелеть боялся. Был тверезый.

 - И ничего? - Не страшно было?

 - Ничаво. Только как закрутился первый, страшно стало. В душу подступило.

 И Медведев указал куда-то на селезенку.

 - Ну, а если бы здесь вешать пришлось?

 - Что ж. Прикажут, - повешу.

 Надежды Медведева не сбылись: палачом его при тюрьме не оставили, а послали на Сахалин.

 - Ну, хорошо. Там ты в палачи пошел, боялся, что под земь на каторге посадят. А здесь-то зачем же в палачах остался? Здесь ведь ты увидел, что это все сказки и под земь не сажают.

 - А здесь уж мне нельзя. Мне уже в арестантскую команду идти невозможно: палачом был, - пришьют. Мне из палачей уходить невозможно.

 И он держится в палачах из страха.

 Медведев живет в страшной нищете: никакого имущества. Ничего, кроме кобылы да плети, - казенных вещей, сданных ему на хранение.

 Из страха он не берет даже взяток.

 Когда пригоняется новая партия, между арестантами всегда идет сбор "на палача", - для тех, кто пришел на Сахалин с наказаньем плетьми или розгами, по приговору суда. Ни один арестант никогда не откажет в копейке, последнюю отдает при сборе "на палача". Это - обычный доход палачей.

 Но Медведев и от этого отказывается:

 - Нельзя. Возьмешь деньги да тихо драть будешь, - из палачей выгонят. А возьмешь деньги да шибко пороть начнешь, - каторга убьет.

 И то, что он не берет, в один голос подтверждает вся тюрьма.

 - Хоть ты ему что, - запорет!

 Дерет он, действительно, отчаянно.

 - Так, пес, смотрителю в глаза и смотрит. Ему только мигни, - дух вышибет. Нешто он что чувствует!

 А "чувствует" Медведев, когда перед ним лежит арестант, вероятно, многое. Этот трус становится на одну минуту могучим. Все вымещает он тогда: и вечное унижение, и вечный животный страх, и нищету свою, и свою боязнь брать. Все припоминается Медведеву, когда перед ним лежит человек, которого он боится. За всю свою собачью жизнь рассчитывается.

 И чем больше озлобляется, тем больше боится, и чем больше боится, тем больше озлобляется.

 Из страха Медведев даже не пользуется тем некоторым комфортом, который полагается палачу.

 Палачу полагается отдельная каморка. Медведев в ней не живет:

 - Ночью выломают двери и пришьют.

 Он валяется у хлебопеков. От хлебопеков зависит количество припека: смотрители хлебопеков ценят; хлебопеков не дерут, - хлебопекам не за что злобствовать на палача, - и у них Медведев чувствует себя в безопасности. Хлебопеки его, конечно, презирают и "держат за собаку". Когда кто-нибудь из хлебопеков напьется, он глумится над Медведевым, заставляет его, например, спать под лавкой.

 - А то выгоню!

 И тот лезет под лавку, как собака.

 - Ночью-то он на минутку выйти боится!

 Медведев со страхом и ужасом думает о том, о чем всякий каторжник только и мечтает: когда он кончит каторгу.

 - О чем я вас попросить хотел, ваше высокоблагородие! - робко и нерешительно обратился он однажды ко мне, и в голосе его слышалось столько мольбы. - Попросите смотрителя, когда мне срок кончится, чтоб меня в палачах оставили. Как мне на поселение выйти? Убьют меня, беспременно убьют!

 И он даже прослезился, - этот человек, мечта которого остаться до конца жизни палачом, ужас которого - выйти на свободу.

 Он повалился в ноги:

 - Попросите!

 И хотел целовать руки.

Комлев