Сахалинские каторжанки

А на мне японское болоневое пальто, японские резиновые сапоги с утеплителем и смешная японская шапочка. Всё. Я больше ничего не знаю про этот народ, кроме того, что у них луноликие лица, слегка раскосые глаза и чёрные, как смоль, волосы. Ну ещё и война у нас с ними была в 1945.

— Пап, а все япошки кривоноги?

Отец неуверенно кивает головой.

— А почему они книжки не пишут, а рисуют?

— Не знаю, может, писать не умеют.

— Да не, у них же есть иероглифы!

— Ха, а ты попробуй их напиши.

Я сажусь за стол и пытаюсь срисовать иероглифы с этикеток.

— Совсем не получается!

— Ну вот. А им, бедолагам, каково? Тут не только рисовать книжухи научишься, но ещё и вышивать.

— Ой, а я кошечку недовышивала!

— Вот-вот, иди вышивай свою кошечку. А к желтомордым никогда не суйся. Раздавят!

— К кому, к кому?

— Ни к кому. Вышивай. Бог с ним, с этим рисованием. Кстати, ты за луну или за солнце?

— Я за небо.

— Вот до него и бегай!

Я оторвалась от стула и полетела к небу. А там большими буквами было написано: «КАК ВЫ МНЕ ВСЕ НАДОЕЛИ! БОГ».

«Что бы это значило?» — подумала я и опустилась на землю. Спросила у отца, тот отмахнулся. Пристала к матери, та покрутила пальцем у виска. У япошек что ли спросить?

— Эй, японцы! — прокричала я.

А в ответ тишина. Съел пролив Лаперуза мой крик. Сожрал. Проглотил. Сволочь!

Замуж за гиляка

Я очень люблю есть рыбу: солёную, жареную, запечённую, уху. А вы корюшку и салакушку сушили сразу сотнями штук; горбушу, селёдку, кету солили бочками; мойвой картофельное поле удобряли; камбалу и навагу зимой мешками в дом тянули; а крабовое мясо не зная уж куда и деть, пихали в пельмени, нет? Скажу вам больше, сегодняшние сахалинцы так не делают. Всё, выловили нашу рыбку промышленники.

А вчера, то есть в моём детстве… Мать отмачивает в ведре кету для того, чтобы приготовить её в томатном маринаде, и кидает на отмочку в два раза больше, чем надо:

— Всё равно Иннка половину повытягает — сожрёт!

Я то повытягиваю. А вот рыба в томатном маринаде — единственное нелюбимое мной блюдо.

— Тебя замуж надо отдать за гиляка! — ухмыляется мать.

Отца это очень насторожило, и он стал после работы приносить мне с шахтовой столовой пирожки, чебуреки, рабочие завтраки и фаршированные блины:

— Ешь, доча, нормальную пищу, не надо нам зятя — гиляка!

— Нашёл нормальную пищу! — ругалась Валентина Николаевна на мужа. — Ешь, дочь, рыбу, ешь! — и снова отцу. — Чем тебе гиляки — не люди?

Пока папка долго матерится в пространство, я спрашиваю:

— А кто такие гиляки?

— Да нивхи наши, народы севера, выходцы из Китая, бывшие китайцы, вот кто. Всю зиму токо рыбой сырой и питаются, строганиной то бишь.

Я вспоминаю лица нивхов, китайцев и не толерантно передёргиваю плечами:

— Борща хочу!

— Совсем охренели вы с отцом! — беленится мать. — Ага, щас возьму и пятилитровую кастрюлю рыбного супа пойду и свиньям вылью. Всё ради вас! А ну живо за стол.

Подружка на долгие годы

Четвёртый класс — это серьёзно. А длинная-предлинная дорога со школы до дома — ещё серьёзнее. И если на пути сидит кошка, то надо брать. И вот стою я у обочины проезжей части, там же сидит четырёхмесячное серо-полосатое чудо и просится ко мне на руки. Ко мне, не к кому-нибудь, а ко мне.

— Бери! — говорит подошедшая тётя Зина.

— А она ваша?

— Впервые вижу, но надо брать.

— Надо, — вздыхаю я.

Так в моём доме появилась кошка Маруська. Моя Маруська, ни папина, ни мамина, а моя. На целых пятнадцать лет моя. И спали мы вместе, и по лесу гуляли вместе, и крыс Маруська носила на мою подушку. Ни деду, ни на бабе, а мне. Слышите вы? Её крысы — мои крысы. А если не сдержится, сожрёт половину амбарной твари, то вторую половину обязательно припрёт мне. Вот.

*

Я своей Маруське почитаю сказку:

— Ты, моя Маруська, по окну не лазай! Мы с тобой подружки, но тут сидеть опасно, можешь навернуться, знаешь же прекрасно!

Кошка хитро отвечала: «Я, дитё, как-то не знала, что кошкам вредно гулять по крышам, а вот таких, как ты, малышек совсем недавно мать ругала за подоконник, я видала!»

*

Выйду я на улочку, слеплю снеговичок маленький, малюсенький для моей Марусеньки. Пойдёт Маруська погулять, снеговик свой проверять: тронет его лапкой, а на неё охапкой снег, снег.

— Не трогай, киска, снеговик! Он холодный, не привык к твоим горячим лапкам. У него шапка из моего носочка. Вот так, милая кошка!

Конструкторы и клей