И Иван понёс зайцу книжку. А куда деваться? Ведь дочка у него строгая, ежели чего и спросит. Ответ держать придётся.
Пионерский лагерь Павлика Морозова
Летом я отдыхала в пионерском лагере имени Павлика Морозова. Детям шахтёров путёвки бесплатно, всем остальным 32 рубля. И так как я бесплатник, то обречена была тусоваться там каждый год. Но в 9—10 классах я уже не поехала даже в качестве вожатой — задолбало всё! Самое неприятное в лагере — бесконечные построения, линейки, речёвки. Самое приятное — бассейн. Но и он на чёрта нужен, когда свой, родной мгачинский Татарский пролив всё лето стонет, твоё маленькое тельце ждёт не дождётся!
А что запомнилось в лагере, так это природа. Бурундуки и белки, они везде, того и гляди наступишь! И заросли бамбучника. Знаете что это такое? Это карликовый бамбук, самое настоящее тропическое растение. Нет, во Мгачах ничего подобного не было: встретить белку в лесу или бурундука — это роскошь, а бамбучник — вообще невидаль невиданная. Хотя лагерь от нашего посёлка всего 50 км к югу острова и 15 км вглубь. А Мгачи стоит у самого синего моря, у нас холоднее.
Девочка Вероника из подвела меня как-то к железному плакату Павлика Морозова:
— А ты знаешь, что это предатель?
— Нет.
— Он своего родного отца своего красным сдал.
— Порол?
— Что?
— Папашка Павлика розгами порол?
— Не знаю.
— А я знаю, порол. Иначе б не сдал.
— Кто тебе такое сказал.
— Никто. Но я уверена, порол.
Татарский пролив
Татарский пролив — это самоё тёплое море Сахалина, особенно его середина. А посёлок Мгачи как раз посередине острова и уселся. Купаться мы начинали в мае, а заканчивали в октябре. В августе вода у пляжа может прогреться до 24 градусов — не ахти какой цинус, но круче, чем холодные воды Охотского моря. Хотя с каждым метром вглубь моря, вода в проливе всё холоднее и холодне, её исторический максимум 18 градусов летом. Пляж всегда полон людей, кажется что всё наше шеститысячное население только и валяется под солнцем сутра до вечера.
«Шесть раз облезешь, только тогда загоришь!» — наша поговорка.
Есть у нас и деревянный пирс, к которому подходят русские и японские корабли, загружатся углём и уходят. С пирса можно нырять, ловить рыбу и целоваться по вечерам. А мужики развлекаются по другому: доплыть до буйка — подвиг, а доплыть до корабля — стать легендарным пловцом до самой смерти. Каждый год кто-то тонул: рыбаки на лодках, пьяные ныряльщики и дети. Дальневосточное море коварно, чуть-чуть зазевался и жди беды! Так что как бы ни кричали политики о сказочном ДВ, это суровый край для суровых людей. И курортом ему не бывать никогда. А мы? Ну что мы… мы народ закалённый.
Наш дом и папка огородник
Посёлок Мгачи — это практически одна длинная улица (6 километров). Та часть, что упирается в берег моря, называется Рудник, а противоположная часть — Восток. Дом Зубковых стоит как раз посередине (на Улице Восточной). Это маленький деревянный дом на двух хозяев. В одной половине живёт мой дед Вавила и бабушка Паша, а в другой мы. У нас две комнатки и кухня с большой русской печью. Уборная во дворе. Вода в колодце. У деда с бабой всё то же самое. Вокруг дома огород, сараи и две летние кухни. Огородов много, одних только картофельных полей несколько штук, иначе не выжить. А ещё большая грядка клубники — для себя и на продажу. Теплица с помидорами и огурцами, малина, чёрная смородина и грядки, на которых растёт всё. А вот фрукты, зерновые, бахчевые, подсолнечник и кукуруза у нас никак не хотят расти из-за холодного климата. Но отец каждый сезон героически пытался что-нибудь да вырастить из вышеперечисленного списка. Безрезультатно! Иван Зубков был очень серьёзным огородником: если он ни на работе, то в огороде. Это тяжело. Очень. Поэтому когда он дома, то у него всегда есть тихий час. Ну и у мамки тоже (та такая же огородница), вот она то муженька к дневному сну и приучила, работая в детских яслях. Я по мере сил помогала с картошкой, с прополкой. Но предки меня сильно не нагружали, старались не портить дитю детство. «Не хочешь, иди!» — их лозунг. А вот уборка в доме и мытьё посуды — это моё любимое занятие (посуду до сих пор люблю мыть, нервы успокаивает).
— Пап, ты уже который год арбузы в теплице садишь. Ну и чего? Эта зелёная хрень только место занимает!
— Ну, донь, два маленьких арбузика, полгрядки всего.
— Полгрядки — это два ведра помидоров, папочка!
— Иди, обжора, отсюда! Ишь, дух селекции на корню прям давит. Мать и та, молчит, а этой что ты, всего ей мало, мало, мало!
— Я не о том: умные-преумные дяди и до тебя сто лет пытались тут всё такое вырастить. Ну если не растёт! Зачем силы тратить? Вон ты и так устаёшь, как собака.
Да что б ты понимала, козявка! Я только на этих арбузах и отдыхаю душой и телом.
— Как так?
— Наш огород — это жрачка. А тут творчество. Понимаешь, творчество!!!
— Не.
— Ну иди, иди, вот станешь этой… как тебя там, писакой, тогда поймёшь.
О, спорт, ты…