Подходит здоровый круглолицый парень, прислушивается к разговору. Слесарь с нефтеразведки «Одопта» Николай Фаттахов полтора года назад заболел полиартритом. Испытывал жесточайшие боли, передвигался только на костылях. Дело дошло до того, что, по собственным словам, больной не мог поднять с пола чайник с кипятком. Тринадцать месяцев пролежал в различных больницах. Без результата, в лечебнице находится две недели. Костыли уже выброшены, упражнения утренней зарядки Николай выполняет с колесной парой от вагонетки.
– Лечебница, как видите, новая, – продолжает рассказ фельдшер. – Свежевыстроенная. Даже открыть еще не успели.
– А сколько больных может здесь лечиться?
– Рассчитана она на шесть коек…
Едут и едут лечиться в Даги жители северного Сахалина. Из Кировского и Широкопадского, из Рыбновского и Александровского, из Охтинского и Восточно-Сахалинского районов. Может быть, здесь нужна не маленькая лечебница, а хороший санаторий «Даги», мест так, скажем, на двести?
Севернее 52-й параллели
Теперь мы точно знаем, где начало сахалинского севера.
Взгляните на карту.
За мысом Лах и Ныйским заливом проходит 52-я параллель. Вот тут все и начинается: топи, болота, прибитый ветром северный подлесок, олени и полчища комаров.
Для мотоциклистов разница между югом и севером была особенно разительной. Еще позавчера мы проезжали по солнечной, ласковой долине Тыми, а сегодня в наши лица бьет холодный ветер с Охотского моря. Ни зверя, ни птицы… Лишь изредка на кривой вершине дерева можно увидеть недвижного орлана.
И все-таки жизнь в тайге бьет ключом!
С ее первым проявлением мы столкнулись при не совсем обычных обстоятельствах.
В сумерки машины: поднимались от станции Нутово по крутому песчаному холму.
– Стой!
– Борис Попов подавал отчаянные сигналы, остановив мотоциклы на повороте, который мы проглядели.
Перед нами лежали две дороги, совершенно одинаковые, желтые от песка, с ровными шашечками автомобильных следов.
По которой ехать?
– Наше дело правое! Поедем направо!
За неимением лучшего довода пришлось согласиться с этим. Поехали направо. Через несколько километров снова крик: «Стой!» и опять развилок.
В краю нефтеразведчиков тайга оказалась исхлестанной десятками дорог. Сколько разведок, отрядов, буровых – столько и путей. Старые заброшенные дороги не зарастают ни кустарником, ни ягелем и имеют такой вид, словно и по сей день по ним ходят машины. Они переплетаются, сходятся и раскалятся, образуя запутанный лабиринт, разобраться в котором могут только бывалые местные шоферы.
В конце концов, махнув на все рукой, едем в ночи, наугад, полагаясь только на собственное чутье. А оно – весьма ненадежный компас.
Мелькнули за деревьями огоньки.
Пильтун?
Нет, поселок оказывается небольшим.
Здесь еще не спят: из окон льется мягкий электрический свет.
Человек, вышедший из крайнего домика, смеется:
– Ну, ребята, дали вы крюка! Здесь находится отряд пильтунской разведки. А сам Пильтун – там!
Человек машет рукой в сторону леса.
– Ничего!.. Вот дорога прямая. Трактор тут тридцать минут ходит…
Так то трактор!
Мы смеялись, возмущались и снова смеялись, пробираясь в тайге по свежему тракторному следу. Могучая машина шла здесь напролом, подминая под себя кустарник и тонкие деревца. Мотоциклы карабкаются по бурелому, рвутся из рук, ежеминутно они готовы перевернуться и накрыть водителя и седока.
В эту ночь мы сами, довольно смутно представляли, куда едем. И только на рассвете выяснилось, что колонна все-таки идет правильно.
Машины увязли в сыпучем песке. Мотоциклисты отдыхали, привалившись к коляскам. Начинался новый день. На востоке небо чуть посветлело. Едва заметно вырисовывались вдалеке очертания каких-то построек, насыпи узкоколейки, моста.
Мы находимся в тех местах, где идет борьба за будущее сахалинской нефти.
В суровом северном краю, где борьба, начатая с природой тридцать лет назад, не прекращается по сей день, есть свой передний край. Он проходит по восточному берегу, пересекает обглоданную ветром Пильтунскую косу и мелководный залив, углубляется в редколесье.
«Одопта», «Южное Сабо», «Тоси» – эти названия все чаще звучат в разговорах геологов, разведчиков, буровиков. С ними связаны планы и надежды.
На огромной площади, где летом тракторы тонут в болотах, где зимой царствуют мороз и ветер, разбросаны пока только мелкие опорные пункты – землянки и будки разведчиков, домики и одинокие буровые поисковиков.
Дичь и глушь видит здесь глаз постороннего человека, а для нефтяника, склонившегося над картой, безмолвие расцветает жизнью, наполняется стуком топоров, стрельбой дизелей, ревом газового пламени.