Сахар со стеклом

Радка Речник — партнёрша Макса по танцам ещё чуть ли не с пелёнок. Они вместе ушли в современный танец, будучи на самом пике в бальных. Мать Ларинцева тогда это едва пережила, она мечтала, что сын сверкнёт на каких-то престижных конкурсах спортивных танцев, но прямо перед отборочными четыре года назад Макс с Радкой показали кукиш всем и сбежали в хип-хоп. Эти двое дружили с детства, и Радка так и не дала Максу трахнуть себя. Он долго не сдавался, но потом смирился, согласившись, что им и правда лучше быть друзьями. А ещё у Речник были вечные проблемы со жратвой. Она всё время считала себя жирной и поэтому сидела бесконечно на диетах, а потом время от времени родители лечили её в каких-то центрах.

На углу мы разошлись, и я потопал на остановку. Терпеть не могу общественный транспорт, но сегодня водитель отца отогнал машину в сервисный менять масло, так что пришлось тащиться на автобусе. От остановки до дома минут пять средним шагом. Я как-то и забыл, что гулять пешком тоже в кайф под настроение. Только вот настроение это у меня недолго продержалось.

Чуть в стороне от ворот стояли двое. Бестолочь я узнал по белой куртке, а рядом с ней, положив руку ей на талию, стоял какой-то хер.

Кулаки сжались сами собой. Осознание горячей волной ударило в грудь. Я не хочу, чтобы это пиздюк её трогал. Я вообще не хочу, чтобы её кто-то трогал. Почему? Лучше не задумываться, потому что выводы мне не понравятся.

— А ты у нас кто такой?

Я подошёл сзади. Бестолочь дёрнулась от моего голоса, отступила от хера на шаг и застыла.

— Лёша, — проблеяла, замявшись. — Привет…

Пацан тоже обернулся и внимательно посмотрел. Может, не увидь я его с бестолочью, он бы и показался мне нормальным. Или нет. Рафинированный какой-то. Правильный, наверное. Мама учительница, папа инженер, дедушка профессор. И прочая лабуда — идеальная семейка и такой же идеальный парень.

— Александр, — рафинированный протягивает ладонь. — Одноклассник Яны.

Я опускаю взгляд на его руку, а потом опять поднимаю и смотрю в глаза. Не отвечаю, и он понимает. Опускает руку, засовывает её в карман и нахохливается как петух.

— А ты кем будешь? — уже не такой приветливый, зато наглый до херов.

— Это мой сводный брат Алексей, — вклинивается бестолочь. Ей не говорили, что нужно ротик на замке держать, когда взрослые разговаривают?

— Брат, значит, — протягивает парень, в конец охренев. А я стою и чувствую, как сердце начинает разгонять кровь, накачивая органы адреналином.

— Значит.

Если между нами зажечь спичку — как пить дать рванёт. Девчонка это понимает и начинает нервничать не на шутку. Бледные после болезни щёки краснеют. От напряжения она закусывает губу и смотрит то на меня, то на рафинированного хера.

— Лёш, там Людмила обед оставила. Остынет…

Что блядь?

— Так иди и ешь, — бросаю, не глядя на неё. — А одноклассник уже пойдёт, последний автобус через четыре минуты. А больше из «Рощи» сегодня ничем не уедешь.

У пиздюка с лица сходит вся краска, он хочет мне что-то ответить, хотя явно ссыт. Но стыд перед тёлкой берёт своё. Уже открывает рот, как бестолочь снова всовывает свои пять копеек. Понимает, что её дружок по лезвию ходит.

— Саш, и правда, — голос дрожит. — Мне сейчас мама должна позвонить. Да и замёрзла уже.

Этот Саша лишь удивлённо поднимает бровь, но принимает поражение.

— Ну ладно. Увидимся ещё.

И обнял бестолочь, прижал к себе. Я даже заметил, как он носом потянул возле шеи. Одноклассник, твою мать. Валил бы, пока ноги целы.

Глава 49

По календарю уже наступила весна. Даже солнышко как-то с утра выглянуло чуть более приветливо, хотя термометр всё ещё показывал отрицательную температуру. Меня выписали, и я снова начала посещать уроки. В первый день было ощущение, будто снова впервые пришла в этот класс. Аня была очень рада моему возвращению, Эдик тоже. Чего нельзя сказать об Ирине Ряполовой. Она со своей подружкой так посмотрела, когда я в класс вошла, что, казалось, на мне одежда загорится.

А вот Ларинцев вообще без комплексов. Хотя о ком я говорю? Где Ларинцев, а где комплексы.

— Привет, Белоснежка! — выкрикнул на полкласса, будто мы с ним лучшие друзья.

А потом обхватил за шею и потёр кулаком по макушке, испортив причёску. Шевцов молча отвернулся, а Роман Должанов лишь кивнул, при этом обратившись к Степановой:

— О, Ирландо, теперь мне не придётся разбавлять твоё одиночество, — расплылся в наглой улыбке. — Но если чё, то я ночью могу.

Некоторые парни в классе заржали как кони, а Аня покраснела от злости.

— Дебил. Сам своё одиночество разбавляй но ночам. Уверена, ты уже знаешь как.

Теперь хохот был обращён на Должанова, а Аня королевской походкой прошла к последней парте.

— Могу и с тобой опытом поделиться, детка. Поверь, это не менее занимательно, чем физика.

Под всеобщее веселье Аня закатила глаза и прошептала мне:

— Кто вообще сейчас говорит «детка»?