Сука. Вот это уже не смешно. Мать содержится в лучшей клинике. Стоит это дорого, и отец уже неоднократно за эти десять лет хотел перевести маму в другую, более дешёвую. Она тоже неплохая, но очень далеко. Я не могу остаться без неё. Мне нужны мои два часа хоть и раз в несколько месяцев!
— Что? Не так уж ты и смел. Решай, Алексей. Всего лишь год и твоя мамочка останется рядом.
Сейчас мне хочется разворотить ей ебало об стену. Тварь нашла мою самую больную точку и надавила шпилькой. Я не могу, не могу лишиться матери окончательно.
— У тебя есть четыре часа до сборов в военкомате. Поспишь в автобусе на распределительный центр.
— А отец?
— Скажем ему, что ты решил стать настоящим мужчиной.
Как бы было просто закрыть глаза и стереть из памяти сегодняшнюю ночь. Содрать с кожи омерзительные взгляды развращённых ублюдков.
Я стаскиваю платье, отшвырнув его в дальний угол комнаты, а потом бреду в душ. До красных полос тру кожу, пытаясь отмыться. Уже в третий раз прополаскиваю волосы, надеясь вытравить запах того места. Не хочу думать о завтра. Вообще не хочу ни сегодня, ни завтра. Хочу тишину и сон.
Меня бьёт дрожь даже после пятнадцатиминутного купания почти в кипятке. Кожа горит, а руки как лёд. Заворачиваюсь в тёплый халат и бреду в комнату.
На улице уже рассвело, но плотные шторы мало пропускают света. И его хватает, чтобы заметить Алексея, сидящего на моей постели. Он не переоделся ещё. Что вообще он тут делает?
Останавливаюсь, молча глядя на сводного брата. Шевцов встаёт и медленно подходит. Крепко обнимает меня и прижимает к себе. Мне хочется плакать, но я вдруг застываю камнем. Ненавижу его. Но боюсь мгновения, когда он меня отпустит, когда разожмёт объятия.
Но Лекс этого не делает. Он продолжает так стоять и молчать. Минуту. Пять. Десять… Чувствую, что рубашка у него, где прижимается моё лицо, промокла. Я всё-таки плачу.
— Прости меня, если сможешь, бестолочь, — шепчет мне в волосы.
А потом целует. Так крепко и жадно, будто пьёт моё дыхание, хочет забрать его. Уже давно забрал.
Шевцов стремительно уходит, и спустя минуту я слышу, как возле дома заурчала машина. Подбегаю к окну и не могу поверить в то, что вижу. Степан ставит в багажник дорожную сумку, а потом открывает заднюю дверь, приглашая Алексея.
А как же я? Что делать мне?
Я ловлю его прощальный взгляд и понимаю, что мы больше не увидимся. Просто чувствую это нутром под сопровождение звона битого стекла.
Это крошится на осколки моё сердце. Прощай, мой сводный брат, сладкий и смертельно опасный, как сахар, смешанный со стеклом.