Сахар со стеклом

— Ну давай попробуем, — Алексей откидывается спиной на стену и складывает руки на груди как тогда, когда я только вошла в дом, — раздевайся.

Я подумала, что мне показалось. Даже не сразу вникла, хотя всё прекрасно расслышала.

— Ч-то? Зачем это?

— Раздевайся говорю, бестолочь, — парень кивает на постель рядом с собой, — будем знакомиться поближе. А ты хотела о любимых блюдах или о сериалах поговорить?

Обидное слово бьёт пощёчиной. Я шокировано моргаю. Ну и сволочь же этот Шевцов! И не успеваю опомниться, как Алексей грациозно отталкивается руками от постели и в три шага преодолевает расстояние между нами. Я вскрикиваю от боли, но больше от неожиданности и унижения, когда парень зажимает в кулак мои волосы, собранные в хвост, и приближает своё лицо к моему.

— Ещё раз назовёшь меня Алёшей — я тебе ноги переломаю, — тихо говорит он. — Вообще не обращайся ко мне, и чтобы ноги твоей в моей комнате не было. Кивни, если поняла, бестолочь.

Я смотрю в его лицо расширенными от страха глазами и верю каждому слову, с ужасом понимая, что этот тип способен на подобное. И лишь когда Шевцов, не дождавшись ответа, сильнее сжимает кулак, я заталкиваю гордость поглубже и коротко киваю.

Алексей разжимает ладонь и убирает руки в карманы брюк.

— А теперь пошла вон, — негромко говорит он.

И даже не скажи он последней фразы, меня бы и так как ветром сдуло из этой чёртовой комнаты, подальше от такого братца.

Вздохнуть свободнее я смогла только тогда, когда захлопнула дверь своей комнаты и закрыла дверь на замок. Сползла вниз по двери, дыша словно после скоростного забега в пять километров. Рыдания рвались наружу, и я зажала рот рукой — не хватало ещё, чтобы мама или Виктор Андреевич услышали.

На негнущихся ногах добрела до постели и рухнула лицом в подушку, уже не сдерживая слёз. В какой кошмар я попала? Что вообще это было? Ещё никто и никогда не обращался так со мной, и тем обиднее, что я ничем такое не заслужила! Я ведь всего лишь хотела подружиться, а он…

«Бестолочь». Обидное слово жгло в памяти, а ещё этот горящий взгляд полный ненависти. Такого унижения я ещё не испытывала. И моя растоптанная гордость в его сжатом кулаке на моих волосах. «Кивни, если поняла, бестолочь».

Единственным желанием сейчас было крепко-крепко зажмуриться и открыть глаза в своей маленькой комнате в далёком отсюда, но таком родном городке.

Рядом замигал телефон видеозвонком от Алёнки, но я не стала отвечать. Ну не могла, просто не могла я ей рассказать о том ужасе, который испытала только что, показать своё заплаканное лицо, когда с такими надеждами уезжала. Увижу сейчас улыбчивое, родное лицо подруги, и раскисну ещё сильнее. А этого допустить нельзя, мне понадобится много сил, чтобы выжить в этом аду.

Я свернулась в клубок и так и забылась тревожным, болезненным сном, даже не надеясь, что пробуждение принесёт облегчение.

Глава 6

Я проспала остаток дня и всю ночь и проснулась от того, что стучали в дверь. Сердце замерло, но потом я решила, что сводному брату незачем приходить ко мне, и выдохнула.

— Янок, — позвала мама из-за двери, — вставай, соня, хватит дрыхнуть. Нам пора ехать в центр.

Протерев глаза, я протопала к двери и отперла замок. Мама стояла с иголочки одетая, с уложенными волосами, идеальным макияжем и жизнерадостно улыбалась.

— Доброе утро, ягодка, к тебе можно?

— Конечно, — я отошла в сторону, впуская маму в комнату. — Мам, не называй меня ягодкой, мне уже не пять лет.

Прозвучало как-то обвиняюще, и во взгляде матери проскользнула грусть, смешанная с чувством вины.

— Прости, — прошептала я и обняла её.

Мы пытаемся заново отстроить отношения, так что незачем бередить раны.

В торговый центр нас отвёз водитель хозяина дома, потому что Виктор Андреевич решил работать дома и ещё с утра заперся в своём рабочем кабинете. Сказал, что обойдётся без маминой помощи, так что мы могли не спешить.

Большой город показался мне впечатляющим. Когда мама говорила, что жизнь там кипит — она не шутила. Она бурлила, текла бурным потоком, захватывая и увлекая. Я, конечно, не из глухого села приехала, но такое многоголосие поразило. Шум сотен машин сливался в один, поднимаясь непрерывным гулом, свистом, шелестом шин и звуков клаксонов.

Мы остановились возле огромного стеклянного здания, расположенного напротив крупного перекрёстка. Было видно, как остановилась река машин, повинуясь сигналу светофора, и два потока пешеходов хлынули навстречу друг другу. Люди, машины, музыка из залов кафешек и магазинов — всё сливалось в единую феерию, поражая суетностью жизни.

— Дочь, чего зависла? — весело спросила мама, приобняв меня за плечи. — Добро пожаловать в большой город. Нравится?

— Да, — я была ошеломлена знакомством с мегаполисом, — думаю, да.

— Тогда вперёд.

Мы взялись за руки и отправились в огромный кишащий торговлей улей. Мама чувствовала себя тут как рыба в воде. Привыкла за десять лет уже. И я держалась поближе к ней, обуянная каким-то совсем детским страхом — потерять родителей в незнакомом месте.