И всё снова повторилось. Моего слабого сопротивления хватило на какие-то доли секунды, и я опять растворилась в поцелуе. В таком тягучем и сладком, который незаметно для меня самой становился слишком жарким. Я чувствовала, как пальцы Алексея сжимаются на моей спине, сминая ткань свитера. И почему-то от этого движения я начинала гореть сильнее, чем от самого поцелуя.
Шевцов развернул нас, прижимая меня спиной к столешнице, и я услышала его рваный выдох. Наверное, ему больно. Через мгновение я уже чувствовала под ягодицами прохладу стола, а Шевцов придвинул меня ближе, не разрывая поцелуя. Кожа на спине начала гореть, потому что там я ощущала прикосновение крепкой ладони. Она у Лекса шершавая и твёрдая. Не знаю, куда в этот момент вытек мой мозг, я не могла анализировать происходящее. Понимала лишь то, что внутри заполняет облегчение. Господи, неужели я этого хотела? Неужели дрожь внутри от его взгляда была не только от страха? Ну не дура ли? Бестолочь…
– Дети, вы дома?
Мамин голос ворвался в тишину дома и заставил нас отлететь друг от друга. Как мы могли не услышать, когда открылась дверь? Мама с Виктором вошли как раз в тот момент, когда я, едва спрыгнув со стола, одёрнула свитер.
– Господи, Лёша, что с тобой?
Моя мама подошла к пасынку и коснулась раны на губе. Губе, опухшей не только от удара.
– Дети, что случилось? – нахмурился Виктор, сбрасывая на стул джемпер и подходя ближе к сыну.
– Встретили недоброжелателей, – пожав плечами, ответил Лекс.
– Яна, а ты? С тобой всё в порядке? – мама в панике обернулась ко мне.
– Я… да, – моё сердце ещё никак не могло снизить темп. – Да, всё хорошо. Всё досталось Лёше.
– Может, в полицию позвоним? – Виктор тоже выглядел весьма обеспокоенным. – И врачу тоже.
– Пап, ну какая полиция? – возмутился Шевцов-младший. – Сам разберусь.
Виктор серьёзно посмотрел на сына, но вдруг, к моему удивлению, согласился.
– Хорошо. Но к врачу ты поедешь утром. Степан отвезёт.
И тут уже не стал спорить Алексей. Вот он пример семейного взаимопонимания и доверия.
– Я пойду к себе, – решила я ретироваться.
Надеюсь, если мой раздрай в душе и заметят, то спишут на произошедшее.
И я сбежала. Взобралась по лестнице как можно быстрее и спряталась у себя. Упала на кровать прямо в одежде и просто пялилась в потолок.
Внутри всё дрожало. Что с нами произошло? Почему это произошло? Что теперь делать дальше? И… чего я хочу?
Я закрыла глаза и облизнула губы. Свежие воспоминания вызывали тянущие ощущения в животе. Эти поцелуи совсем были не похожи на тот, когда Шевцов решил «заткнуть» меня. Тогда он просто жёстко ударился своим ртом о мой, но в этот же раз… Никогда бы не подумала, что он способен на такие нежные прикосновения. Да я даже никогда бы не подумала, что моё тело способно так реагировать!
Я вдруг замерла, когда услышала тихий стук.
Мама?
Нет, я знаю, кто это.
– Пожалуйста, уходи, – тихо прошептала в подушку, чтобы Шевцов не услышал и постучал ещё раз.
Стук повторился снова. Я сползла на пол с постели и села прямо у двери.
Я чувствовала его.
Я боялась его.
Я… ждала его.
Что он сделал со мной? Зачем? Нашёл новый способ изгаляться?
– Не открывай мне, бестолочь, – услышала шёпот с той стороны двери. – Не открывай, оно тебе не надо. Потому что тогда я уже не уйду.
Я застыла и сглатнула. Получилось слишком шумно, и мне показалось, что Лекс тоже услышал мои сомнения, мои колебания. И моё сумасшествие. Потому что я встала и открыла двери.
Глава 39
Мне кажется, что прошла вечность, пока я открывала дверь. И всю эту вечность я не дышала, отсчитывая удары сердца. Боялась поднять на него глаза, боялась осознать, на что я решаюсь. Это магия, помешательство, но это то, чего так внезапно и отчаянно пожелала моя душа.
Но все же решившись, я словно получила удар под дых. Потому что увидела в глазах Лекса совсем не то, что ожидала. В них были злость и ярость, что перемешались в темный коктейль. Его взгляд обжёг, заставляя почувствовать себя маленькой точкой. Глупой и недалёкой. Я моргнула в непонимании и ждала приговора. Может, мне показалось? Может это страсть играет такими переливами?
– Я же сказал, что тебе это не надо.
Кажется, будто слова давались Шевцову с трудом, но он выплюнул их зло и с презрением. Перемена была столь разительна, что задаёшься вопросом: а не показалось ли всё то, что было до этого? Не привиделось ли?
– И мне тоже. Ты просто маленькая глупая дурочка, которая едва не вляпалась.
Слова ударили больнее пощечин, а глаза начало жечь.
– Сделай одолжение, бестолочь, – забудь. И никогда не вспоминай.
Шевцов развернулся и через несколько секунд уже хлопнул дверью своей комнаты, а я стояла как вкопанная. Шок и боль смешались в причудливый водоворот, утаскивая меня в пучину отчаяния. Я словно со стороны смотрела, как моя рука закрывает дверь. А потом упала лицом в подушку и начала рыдать.
Стыд. Ужас. Непонимание.
Почему?