В тот же вечер я отправился к хозяину дома Ахмеду, которого я, как обычно, застал в обществе нескольких его любимых жен, растиравших его жирные конечности. Он тотчас послал гонца к шейху с известием о моем приезде, но, прежде чем гонец успел выполнить это поручение, из дворца прибыл раб, чтобы осведомиться, обоснован ли слух о моем возвращении. Ему прежде всего бросилась в глаза моя изодранная одежда, и он представил своему господину такое жалкое описание и меня, изголодавшегося и оборванного, и моей отощавшей лошади, которую я с трудом дотащил за поводья до города, что уже на рассвете следующего дня посланец доброго шейха, Мала Абд ал-Керим, появился у меня с тремя изящными платьями, дабы я мог достойным образом принимать гостей. Через час он снова пришел, чтобы дополнить мое новое одеяние шелковой арабской курткой, проеденными молью суконными панталонами, парой желтых галош из Триполи, парой европейских полусапожек и парой огромных хлопчатобумажных чулок до колен. Присылка двух последних принадлежностей туалета (они мне были совершенно не нужны, тем более что не соответствовали моему размеру; их выбрали для меня как подарки, за которые пришлось чрезвычайно дорого заплатить в Куке, где они, вполне понятно, являются редкостью, а также считая их особенно пригодными для меня из-за европейского происхождения) трогательно свидетельствовала о любезной заботе доброго шейха и о его искренней радости по поводу моего возвращения.
Почти одновременно засвидетельствовал мне свою радость по случаю моего прибытия мой попутчик Бу Аиша. В доказательство своих дружеских чувств он прислал мне тонкую белую тобу из Нифе 32
, тарбуш и пару расшитых шелком желтых туфель из Феццана. Спустя недолгое время пришли с поздравлениями мои старые друзья и соседи и наконец один за другим арабы, которые прибыли из Феццана с последним караваном. Опытный Хадж Брахим бен Алуа предусмотрительно распределил предназначавшуюся мне посылку среди наиболее уважаемых членов каравана. Абдаллах ал-Хуни принес большинство писем и большой ящик; Хаджу Бу Бекру Бу Аиме были доверены официальные бумаги Хаджа Брахима с указанием всех предназначавшихся мне предметов; третий передал мне маленький ящичек, четвертый здоровенный тюк, в котором оказались только газеты, и так продолжалось долго. Хотя мне не терпелось узнать новости с родины, я все же обратил внимание, что ни один из этих людей не явился для передачи денег, которые мне были абсолютно необходимы.Радостная весть, переданная Медени от всегда хорошо осведомленного муаллима Мухаммеда, о том, что на мое имя пришла большая сумма денег, по крайней мере 1500 талеров, пока что не подтверждалась.
При моем возбужденном состоянии мне стоило определенного труда принимать гостей и разговаривать с ними с положенными приличиями. Вместо того чтобы погрузиться в чтение долгожданных писем, я вынужден был пить кофе, выслушивать рассказы о Триполи и Феццане и беседовать о неблагоприятных условиях торговли в Борну.
Наконец около полудня я остался один, приказал держать дверь дома закрытой для всех, кроме Медени, и приступил к чтению писем. Известия из Европы и Триполи были по крайней мере годичной давности и относились исключительно к грандиозным событиям 1870 года, которые в то время, когда под их впечатлением писались эти письма, еще не полностью завершились. Они произвели на меня потрясающее впечатление. Если в своих грезах (к чему меня располагало окружение и нехватка информации) я и