Сахара — не только песок

На другой день утром я проснулся с отчетливым ощущением того, что, кроме уменьшившегося отека, у меня уже в принципе ничего нет. Меня позвали к телефону, вызывал Алжир. Меня? Действительно. Софья за полдня и ночь успела добраться до самой столицы и своими переживаниями за меня вызвала некоторое замешательство среди знакомых в торгпредстве. У телефона был инженер Цилек, он обеспокоенно спрашивал меня, как я себя чувствую. Я же с не меньшим беспокойством спрашивал его о нашей посылке с животными, высланной самолетом из Айн-Салаха. Мы утешили друг друга добрыми сообщениями; осталась одна проблема — во что обойдется эта больница. Даром не будет, заверил меня Цилек. В крайнем случае пусть пришлют счет на посольство.

Получив эти советы, я попробовал сделать двадцать приседаний. Мне это удалось без труда, и я отправился прямо в канцелярию. Уж не знаю, какими «французскими» словами я пытался объяснить, что высшие цели призывают меня чувствовать себя совсем здоровым И что на дальнейшее лечение я не претендую. Пришлось выполнить некоторые формальности — подписать бумагу о том, что я выхожу из больницы преждевременно по собственному желанию. Затем доктор Арно пожал мне руку, а молоденький администратор больницы вручил мне свой адрес, попросил мой и проводил меня до самых ворот. Я все еще не мог поверить, что «вот и все». Они и в самом деле не представили мне никакого счета, и декорум был сохранен. Петр ждал меня за воротами; у нас неожиданно оказалось больше недели, а денег не было совсем. Мы наполнили свои фляги и проверили запасы продуктов: в моем рюкзаке нашелся кусок мумифицированного хлеба (хорошо, что высох, сушеные продукты не портятся, а перед употреблением их можно размочить) и какой-то коричневый порошок. Как он попал сюда? Что это? Оказалось, забытый шоколад. В станиоле он плавился, и я завернул его просто в бумагу. Он высох, затвердел и к тому времени, когда я нашел его, превратился в пыль.

С такими вот запасами мы снова очутились в пустыне, надеясь на автостоп. Куда мы направлялись? На то же роковое, многообещающее место с пустынными гадюками, «песчаными рыбами» и множеством следов. Что мы там собираемся делать? Попросим высадить нас у какого-либо навеса, где бы в полдень была тень. Полдень мы будем пережидать в тени, а остальное время ловить животных, по утрам спать. Когда кончится хлеб, будем голодать — человек может без пищи выдержать месяц. Воду придется экономить — у нас всего двенадцать литров.

Все шло как по маслу, и, когда мы увидели крытый колодец у дороги, мы высадились. Неподалеку была столовая гора, куда мы и отправились.

Ни по дороге, ни на горе мы не обнаружили ничего достойного внимания, зато сама гора вызывала восхищение. Ребенком читал я в «Старых чешских сказаниях» предание о Брунцвике и янтарной горе. Разница между сказкой и действительностью заключалась лишь в том, что наша гора стояла не в море воды, а в море песка и была не из янтаря, а из алебастра (гипса). Вместо мякотных мы собрали немного камней; нас мучила жажда. До вечера мы выпили почти весь запас воды; в колодце Сафйет Инигуэль, где мы устроили опорный пункт, вода находилась на глубине 35 метров. Длина всех имеющихся у нас веревок, включая шнурки от ботинок, не достигала и половины этого.

В густеющих сумерках между низенькими песчаными холмиками мы увидели очень слабый свет. Что бы это могло быть? Мы повели себя как заблудившиеся в лесу дети из сказки — пошли на огонек. Нас ждало очень приятное открытие, и находилось оно всего в километре от нашей стоянки: в двухстах метрах от дороги стояли два деревянных домика, а вокруг них различные дорожные машины. Транссахарская магистраль, искусно обходившая во всех других местах песчаные дюны по более плотному грунту, здесь пересекала длинный отрог Большого Западного Эрга. При сильном ветре песок засыпает дорогу, а иногда прямо на ней вырастает дюна. На языке дорожных знаков это обозначается треугольником и текстом «Danger du sable» («Опасно, песок»). И хотя речь идет о самом мягком песке, он представляет опасность даже в небольшом количестве: если машина со скоростью 80 км/час врезается в незаметный, толщиной в дециметр песчаный нанос на асфальте, следует сильный удар, при котором экипаж может покалечиться, а рессоры автомобиля лопнуть. Дюна побольше вызывает на дороге настоящее бедствие — заторы из увязших и засыпанных песком машин. И поэтому у дорожной службы здесь масса работы, особенно весной, в сезон песчаных ветров. В данном случае даже имело бы смысл построить в этом месте специальную стоянку, где в весеннее время постоянно могли жить и работать экипажи бульдозеров и других мощных дорожных машин — не которые из них напоминали оборудование для устранения снежных заносов на наших горных дорогах.