Сахара

В нашем случае формальности занимают меньше времени. Рене с Патрицио едут сразу же за нами. Наша пассажирка присоединяется к нам с громадным рюкзаком. Мешок весит ровно столько же, что и она, занимает столько же места. Запихиваю, насколько это мне удается над бочкой, и мы отправляемся.

* * *

Первые десять километров еду за грузовиками. Держусь за ними буквально в паре метров, поэтому мы окружены туманами пыли, вздымающейся в синее небо. Приходится закрыть окна. Без вентиляции машина быстро превращается в печку. В этом желтом тумане я ничерта не вижу, поэтому пару раз приходится резко тормозить. Моник бьется головой в переднее стекло. Колеи глубокие, и мы елозим днищем по земле.

— Кнристиан, сколько там до Реггане?

— Где-то полторы сотни километров.

Опережаю оба грузовика и теперь, когда дорога свободна, выжимаю газ до упора. Оба туриста остаются сзади.

— Моник, сдвинься, ты мне мешаешь.

«Пежо 404» машина узкая, а эта толстуха мешает мне плавно переключать скорости. Она прижимается к Кристиану, и, наконец, садится у него меж колен.

Таким образом я обретаю свободу движений, и поездка даже доставляет удовольствие. Следы шин на песке видны замечательно. Достаточно ехать прямо по ним. Если еще постараться, чтобы колеса не попадали в колеи, так все вообще просто. Из динамика визжит Дженис Джоплин, оконные стекла опущены, по машине гуляет теплый ветерок, жму газ на всю катушку…

Дорога, правда, не в самом лучшем состоянии. Иногда приходится объезжать ямы метровой длины, которые замечаю в самый последний момент. Через меньшие просто перелетаю. Автомобиль отрывается от земли. При каждом новом контакте с землей этот блядский рюкзак падает мне прямо на шею. Моник немедленно поправляет его.

По подобным дорогам я ездил уже в разных местах по всему миру, так что эта особых трудностей для меня не представляет. Единственное, немного беспокоюсь за машину, который начинает разваливаться на части на отрезках так называемой стиральной доски. К счастью подобные отрезки попадаются редко. Пару минут тряски, а потом снова показывается песок. Ладно, это два пальца об асфальт.

Иногда дорога расширяется до сотни метров. Проезжаем неподалеку от небольших групп квадратных домиков; вдалеке видны пальмы. От тракта ответвляются занесенные песком дороги, ведущие куда-то за горизонт, где наверняка расположены деревни.

Тремя часами позднее проезжаем мимо небольшого скопища красных домиков. Еще дальше виден маленький форт того же самого цвета, окруженный невысокой оградой: это Реггане.

Дамочка готовит нам бутерброды с консервированными сардинками, которые Кристиан купил в Адраре. Быстро съедаем этот ужин, дополняя печеньем, предложенным нашей пассажиркой.

Укладываемся поудобней и радуемся вечернему покою. Закат солнца, равно как и восход, это один из красивейших моментов в пустыне. Солнце творит великолепнейшую полосу разнообразнейших оттенков апельсинового цвета, сливающихся с синевой неба. Сделалось попрохладней, а с тех пор, как запрещаю Моник жаловаться на усталость, царит абсолютная тишина.

Ночь приходит буквально в десять минут. Волшебный момент испаряется. Люксембург уже спит. Мы тоже ложимся, чтобы последовать его примеру. Чуть позднее, уже поздно ночью, приезжают грузовики. Слышу какие-то отрывки разговоров между Кристианом и обоими горцами, еще голоса арабов, наконец засыпаю.

Когда же просыпаюсь, первое, что вижу — это пустыня.

* * *

Передо мной расстилается океан песка, до бесконечных пределов, плоский и без каких-либо помех. Солнечный свет уже очень яркий, но жары еще нет. Сидя на оградке, закуриваю самокрутку и вглядываюсь в этот безбрежный простор.

Ко мне присоединяется Кристиан. Обратившись к этому гигантскому океану золотого песка, натянув сомбреро на голову, он вслух формулирует свою мысль:

— Ёб твою мать…

Это не страх. Кристиан — один из храбрейших парней, которых я знаю. Это уважение. Первый раз я переехал Сахару с Мигелем. Тогда я был всего лишь пассажиром на грузовике. На сей раз с пустыней придется побороться.

— Спокуха, это как два пальца об асфальт.

Какое-то время наслаждаемся пейзажем и тишиной. За спиной понемногу начинается движение. Возвращаемся к остальным.

Грузовики и «мехари» припаркованы с другой стороны ограды. Моник готовит кофе. Сидящие рядом с ней Рене и Патрицио засыпают меня градом комментариев относительно вчерашнего переезда Оттаскиваю нашу пассажирку в сторону.

— Слушай, сегодня нам нужно будет проехать шестьсот шестьдесят кило. Моник, толстушка, будь так добра и поедь на грузовике.

— Ой, Чарли, ну прошу тебя, не надо.

Ее охватывает паника; я не настаиваю, но нужно как-то избавиться от рюкзака. Вытаскиваю его из машины и иду к грузовикам.

Водители заняты работой. Их помощники разожгли небольшие костры и готовят чай. Остальные, склонившись над машинами со снятыми капотами, проверяют двигатели.

Водитель первого грузовика, желтого «берлье», принимает меня дружески. Зовут его Валлидом; это родившийся в Париже араб лет тридцати. За похождения в Барбе его выгнали из Франции, и вот уже несколько месяцев он гоняет грузовики по Сахаре.