Сахарные барашки

Собака выла, виляла хвостом, несколько раз порывалась подбежать к хозяину и опять возвращалась на прежнее место. Может быть, животное почуяло беду?.. Может быть, камень, который Микутис обвязывал веревкой, выдал убийцу? Мальчик выпустил из рук камень, присел и вдруг вспомнил, что года три тому назад пастушки, поймав Мурзу, бросили его в эту самую яму. Собака нырнула, а когда выплыла и попыталась выкарабкаться на берег, обступившая яму детвора стала безжалостно толкать ее в воду. Собака умоляюще визжала, но это не помогло. Только когда она уже хлебнула воды, когда окончательно выбилась из сил и уже не могла цепляться дрожавшими лапами за скользкие края ямы, кто-то ухватил ее за шиворот и выбросил на луг.

Микутис перестал звать Мурзу.

Мальчик целый день провозился со скотиной да еще наколол дров к вечеру и очень устал. Больно ныли спина и руки. Но еще больнее было от угнетавших его тяжелых мыслей.

— Мурзюк! — тихо позвал мальчик. Теперь ему хотелось только погладить собаку.

Потом Микутис растянулся на траве. Он увидел в небе высоко пролетавшего ястреба и почувствовал, как все кругом пусто и уныло. Скот и людей, леса и камни уничтожал немец. Старых, никому не причинявших вреда собак и тех он приказал прикончить или платить за них большие деньги. «А откуда их взять?» — думал Микутис.

И мальчику вдруг представилось, что он вырос и стал большой и сильный. Из осиновых досок, лежавших под навесом, он сколотил корабль, а кузнец выковал ему из собранного со всего села железа огромное ружье. На корабль Микутис посадил всех мужиков из деревни, и Мурзу, и дядю Юозаса. Взяв с собой на дорогу хлеба, и скиландис[6], и ружье, поплыли они — пошли войной на врагов.

Собака осмелела. Опасливо обходя яму, подползла она к лежавшему на траве другу, обнюхала мальчику ноги и растянулась рядом с ним. Вскоре и она закрыла глаза и, только изредка раскрывая их, видела, как по небу плывет красное облако, озаренное заходившим солнцем. Облако это походило на золотой корабль Микутиса.

1944

МАЛЕНЬКИЙ ТОМАС

Перевод Р. Рябинина

У маленького Томаса сохранились только смутные воспоминания об отце-каменщике, которого однажды несколько человек на руках внесли в дом. Из-под покрывавшего его пальто видны были испачканные грязью ботинки. Люди положили его посреди комнаты на двух скамьях. Вечером к ним в комнату набилось много народу, зажгли свечи, и Томасу кто-то подарил глиняную уточку.

Мальчик помнит, как потом в погожее утро его везли в телеге, переполненной людьми. Ехали через большую реку. Томас видел пароход, с которого на них лаяла рыжая собака. Это были его единственные воспоминания о раннем детстве, о навеки покинутом домашнем очаге.

Мальчик никогда не знал материнской ласки: мать умерла, прежде чем он научился называть ее по имени.

Сироту приютила тетка, жившая чуть ли не в самом поле, за городом. Дом, под кровом которого прошли первые годы детства Томаса, был сооружен из старого вагона и был такой маленький, что даже вблизи казался похожим на улей.

Бо́льшую часть помещения занимала кровать. На ней спали дядя и тетя, а у них в ногах — трое детей. На полу постилали еще сенник для дедушки, а с дедушкой укладывался и Томас.

Летними ночами даже и при открытой двери семья задыхалась. От накалявшихся в полуденный зной железных стен вагона несло нестерпимым жаром, дети стонали во сне и просили воды. Взрослые же ворочались на своем ложе, бормотали:

— Ох, боже мой, боже мой!..

Зимой отовсюду дуло, в щели наметало снегу. В морозные дни малыши так и не поднимались с постели. А ночью у них было в обычае класть в ноги нагретые кирпичи. Завернутые в тряпье кирпичи наполняли комнату одуряющим чадом.

Если деду удавалось собрать хвороста, огонь в печи поддерживался беспрерывно. Когда в доме тепло, даже голод не так мучает людей.

Глава семьи, дядя Каспарас, долгое уже время был без работы. В поисках работы он и проводил месяц за месяцем, с каждым днем становясь все угрюмее и угрюмее. Это был высокий мужчина с рыжей, пламенеющей бородой, с беспокойным, бегающим по сторонам взглядом. Говорил он мало, но если принимался рассказывать, то всегда что-нибудь самое необыкновенное; при этом он постоянно шарил у себя за пазухой, точно именно за пазухой и отыскивал все эти необычайные происшествия.

Жена порой останавливала его:

— Да брось уж ты свои россказни!

— Истинную правду тебе говорю! — возражал дядя. — Не могла женщина ребенка прокормить, спеленала его и положила у дороги. А утром люди нашли его уже без глаз — глаза ему вороны выклевали.

Рассказы эти глубоко западали в душу Томаса, хотя не все в них было ему понятно. Напуганный дядей Каспарасом, ночью он часто часами лежал без сна, уставясь в темноту.

Дядя Каспарас рассказывал малышам о ткацкой фабрике, где он когда-то работал маляром. Томасу казалось, что именно там, на фабрике, дядя и выкрасил свою вихрастую, беспокойную, как и сам он, огненную бороду.