Сахарный тростник

Человек может скрыть печаль. Может сдержать смех. Убрать с лица краску стыда (есть и такие умельцы). Но никто не сможет скрыть гнев. Никто не сможет погасить ненависть. Ярость – та же боль. На раздражение тела мы реагируем болью, на раздражение психики – гневом. Это основы. Самым первым чувством в истории человечества был гнев. С него начались все остальные чувства и эмоции. Радость – желтый гнев. Печаль – холодно-синяя ненависть. Испытывать ярость, злиться – значит быть живым.

Однажды, в один из немногих раз нашего общения, отец рассказывал мне, как пишется Музыка. Он говорил:

«Что мы знаем о звуке? Только то, что он двигается со скоростью 343 метра в секунду. Почему ты слышишь свое сердцебиение? Кевин, в каждом из нас играет Музыка. Маленькая, еле заметная мелодия. Тоненький голосок судьбы. В этой мелодии сокрыта тайна человека. Из-за белого шума мы не слышим ее, из-за грязного воздуха городов наши уши глохнут, из-за голосов в голове мы не замечаем самой сути, Кевин. А маленькая, едва различимая от тишины мелодия продолжает звучать. Как думаешь, какую мелодию знают абсолютно все?

Это она и есть. Музыка Жизни и Смерти. Все слышат ее с самого рождения и до самой смерти. Все ее знают. Все знают этот до банальности простой мотив. Но человек, Кевин, не понимает, что с ним говорит сам Бог, сама Вселенная неустанно шепчет в его оглохшие уши.

Но мало услышать такую Музыку. Важно понять ее. Если знаешь, как устроена Музыка, можно управлять людьми. Можно заставить целый город сброситься с крыш. Можно заставить человека поедать собственную плоть. Это сильнее желаний, сильнее воли, логики, да, черт возьми, это самое лучшее, что существовало на свете. Ты понимаешь?»

Конечно, раньше я не понимал. Отец всегда был недосягаем, как свет давно умерших звезд. Наши мировоззрения и рядом не стояли. Он был не от мира сего.

«Всю свою жизнь человек строит так, чтобы, использовав свое тело, разум и время, хоть на секунду приблизится к идеалу. Несбыточные мечтания. Человек тратит жизнь на то, чтобы найти эту мелодию. Музыку, которую знают все. Он вслушивается в каждый звук, ищет беспрестанно. В лихорадке, не здоровый, уставший, ослабший.

Человек всю жизнь пытается написать мелодию жизни и смерти. И каждый раз промахивается. Каждый раз терпит неудачу, а в конце умирает, полный сожалений. Это и есть жизнь. Поиск мелодии, которую запомнишь на всю жизнь.»

Я убежал. Ушел из Люцио. Подальше от Марии. Подальше от Киры. Я просто бежал по дороге на восток. Потом дорога оборвалась, и начались поля. Заросшие бурьяны, опушки. Я бежал под палящим солнцем, весь потный, грязный от прилипшей пыли. Потом был лес, в котором я ободрал все тело ветками. Еще был ручей. Я убежал очень далеко.

В то место, где не было никого. Место, о котором никто не знал. Самое укромное место. Это было огромное поле сахарного тростника (я знал, что это он). Я упал посреди поля, на влажную и сильно пахнущую траву. И уснул. И видел самый длинный сон в своей жизни.

Я был все в том же поле. Но тростник был реже, стал выше, и вообще перестал быть тростником. Это был бамбук. Я ощущал его запах, как каплю концентрата на кончике языка. Не было ни жарко, ни холодно. Не было никак.

Я сидел в маленьком лесу бамбука, на берегу маленькой речки, почти ручья. А на противоположном берегу появлялись образы, миражи. И голоса переполняли мою голову.

– Этот Кевин ни на что не годен. Целыми днями сидит в своей комнате. Хоть бы на улицу вышел, девушку нашел. В семье не без урода.

– Лентяй до мозга костей. Учиться не хочет, работать не хочет. Только просаживает деньги родителей. Бесполезный нахлебник. Поскорей бы избавиться от него.

Да, я убежал из Люцио. Но я не смогу убежать от мыслей. От комплексов. От страха. Мой выход – только смерть.

– Что о себе возомнил этот мальчишка? Умом не вышел, на лицо не красавец, а строит из себя не понятно что. Такой гордый. Неужели все слабаки и трусы такие высокомерные? Выскочка. Сам себе копает яму одиночества.

Самое тяжелое – то, что тебе никто не поможет. Никто не сможет тебя понять, что ты чувствуешь и что думаешь. Тебе могут посочувствовать, могут пожалеть. Но никто не станет решать твои проблемы. Все мы одиноки. Никто никого не понимает. Так зачем мы живем?

– Я бы дружил с ним, если бы он не был таким лжецом. У него нет лица, – сказал Марк-Мирон.

– Я бы хотела с ним общаться. Но он сморит на меня, как на последнюю шлюху. Он буквально дышит ненавистью к девушкам, – сказала Мария.

– Я рад, что ты ушел из дома. Не хотелось выгонять такого бедного мальчика. Мне надоело смотреть каждый день на твое грустное лицо. Думаешь, у тебя одного бывают неудачи? Мужик ты или нет? – сказал Карл и растворился на противоположном берегу.