Сахаровский сборник

С Еленой Боннэр и Андреем Сахаровым мы познакомились в 1971 году на поэтическом вечере Давида Самойлова в Доме писателей. С тех пор мы нередко вместе читали стихи Пушкина, Тютчева, Ал. Конст. Толстого, Ахматовой, Арсения Тарковского, Самойлова, слушали песни Окуджавы и Галича.

Не только духовные традиции прошлого, не только литература воспитывали мироощущение Сахарова. Он был сыном своего времени. Школьником, студентом, молодым ученым, участвуя в разработке атомного оружия, он верил в идеалы социализма, верил в праведное величие своей страны. Но именно потому, что он верил глубоко, искренне и чисто, он тем острее воспринимал пропасти между идеалом и действительностью и, созревая, тем мучительнее пережил крушение юношеской веры.

В 1978 году в интервью газете "Монд" о десятилетии Пражской весны он сказал, что в то время начался решающий перелом в его судьбе. В июле 1968 года он впервые опубликовал меморандум о мирном сосуществовании двух общественных систем.

Сто лет тому назад Достоевский в речи о Пушкине сказал: "Быть настоящим русским значит быть всечеловеком". Сегодня это вновь подтверждает Андрей Сахаров.

Б. Альтшулер О САХАРОВЕ

О Сахарове я слышал с детства. Помню глупую частушку, которую спел по радио новогодний конферансье (трансляция из Колонного зала Дома союзов, 31 декабря 1953 года): "Кто-то там с большим стараньем каблуками стук да стук? / Это молодой избранник Академии наук". (Сахаров никогда не танцевал, а академиком действительно стал очень рано — в 32 года.) Таким образом он был упомянут среди прочих знатных людей страны. Секретная фамилии при этом, разумеется, названа не была, и тогда я запомнил эту частушку чисто механически. Впоследствии мне объяснили, кто имелся в виду.

Познакомился я с Андреем Дмитриевичем в 1968 году, когда он согласился быть оппонентом моей кандидатской диссертации по общей теории относительности. Мне тогда было 29 лет.

В августе 1969 года мы оказались в одном самолете, направляясь на международную гравитационную конференцию в Тбилиси. Из-за грозы над Главным Кавказским хребтом самолет до Тбилиси не долетел, и мы провели ночь на стульях на аэродроме в Минеральных Водах. Это было очень давно, во всяком случае в моем масштабе времени. Защита диссертации состоялась в том самом Физическом институте Академии наук СССР (ФИАН), в котором после отстранения от секретных работ стал работать Сахаров. С тех пор почти каждый вторник мы встречались на "таммовском" теоретическом семинаре (Игорь Евгеньевич умер в 1971 году, но название семинара сохранилось). И вот уже больше года не встречаемся. Смириться с этим невозможно.

В этих юбилейных заметках я не претендую на полноту и последовательность изложения фактов биографии Сахарова и ограничусь некоторыми субъективными замечаниями.

Когда началась Великая Отечественная война, Сахаров учился на физическом факультете МГУ. Решением правительства весь его курс был осенью 1941 года эвакуирован в Ашхабад, закончил обучение по ускоренной программе, и в 1942 году молодые инженеры поступили в распоряжение Министерства оборонной промышленности. На заводе боеприпасов в городе Ульяновске Сахаров стал автором нескольких изобретений в области методов контроля продукции, которые тогда же, во время войны, были внедрены в производство.

После войны Сахаров учился в аспирантуре под руководством Е.И. Тамма. В 1948 году включен в научно-исследовательскую группу по выполнению особо важного правительственного задания. (После научного семинара Тамм попросил задержаться Сахарова и еще одного молодого теоретика и сказал им: "Собирайтесь, скоро уезжаем". — "Куда и зачем?" — "Этого я не знаю сам", — ответил Игорь Евгеньевич.)

29 августа 1949 года была взорвана первая советская атомная бомба, 12 августа 1953 года — водородная. В книге И.Н. Головина "И.В. Курчатов" (Москва, Атомиздат, 1967) кое-что об этом периоде сказано. Есть там и такие слова: "Сахаров поднял нас на решение второй, не менее величественной атомной проблемы двадцатого века — получения неисчерпаемой энергии путем сжигания океанской воды!" (подробнее об этом см. в данном сборнике "Обзор научных работ А.Д. Сахарова. Управляемые термоядерные реакции").

Книга Головина весьма правдоподобно передает состояние подъема, радостного возбуждения, характерного для той (как теперь мы знаем — очень страшной) эпохи. Я помню это "вдохновение" и помню свое и всеобщее горе, чувство потерянности, когда умер Сталин. Почти все в стране, в той или иной степени, испытали действие этого идеологического наркотика (по свидетельству очевидцев, в концлагерях люди думали иначе). Впрочем, известная независимость мышления Сахарова проявлялась и тогда. Именно в этот период он неоднократно отклонял предложения вступить в партию. (Ученым специальной группы "прощалось" то, что не могло проститься другим.)