Сахарские новеллы

Я же предупреждала, что и после замужества останусь верна себе и буду болтать что мне вздумается.

– Это первый весенний дождик. Когда в горах выпадает дождь, дождинки замерзают, горные жители собирают их и продают связками за рисовое вино. Их очень трудно достать!

Хосе, все еще не вышедший из оцепенения, изучающе глядел то на меня, то на свою пиалу с «дождиком». Наконец, он сказал:

– Ты что, за дурака меня держишь?

Я ничего не ответила на это и только спросила:

– Так будешь еще или нет?

– Ну и врушка же ты! Буду.

После этого он многократно ел «весенний дождик», но так до сих пор и не узнал, из чего он сделан. Иногда подумаю, какой Хосе глупый, и опечалюсь.

В другой раз я приготовила из прозрачной вермишели блюдо «Муравьи взбираются на дерево». Обжариваешь на плоской сковородке вермишель и добавляешь измельченное мясо и бульон. Вернувшись с работы, как всегда голодный, Хосе сразу набрал полный рот вермишели:

– Что это такое? Не то белые нитки, не то пластмасса?

– Ни то ни другое. Это нейлоновая леска, которой удят рыбу, китайцы так ее обрабатывают, что она становится белой и мягкой, – ответила я ему. Он съел еще, расплылся в улыбке и сказал с набитым ртом:

– Сплошные чудеса. Если и вправду открыть ресторан, это блюдо, моя дорогая, можно задорого продать.

В тот вечер он досыта наелся белых ниток из обработанного нейлона.

В третий раз я приготовила из прозрачной вермишели начинку для дунбэйских пирожков-«коробочек», измельчив ее вместе со шпинатом и мясным фаршем. Хосе попробовал и сказал:

– Ты что, акульих плавников туда положила? Я слыхал, они очень дорогие, вот почему ты добавила лишь самую малость.

Я чуть на пол не упала со смеху.

– Скажи маме, пусть больше не покупает таких дорогих плавников. Пойду напишу ей, поблагодарю.

Я пришла в восторг и воскликнула, хохоча:

– Скорей беги пиши, а я переведу!

Однажды, когда Хосе вот-вот должен был вернуться с работы, я воспользовалась тем, что он проглядел вяленую свинину, быстренько нарезала ее ножницами на маленькие кусочки, сложила в банку и спрятала, завернув в шерстяной плед. Но, как назло, в тот день у него был заложен нос, и на ночь он решил укрыться этим пледом. Я устроилась рядышком перечитывать в тысячный раз «Речные заводи»[3], совершенно позабыв о своем кладе. Хосе улегся на кровать. В руках у него была банка, которую он внимательно разглядывал. Я подняла голову – эх, все пропало, плакали мои сокровища царя Соломона! Я проворно отняла у него банку, выдумывая на ходу:

– Это тебе нельзя, это лекарство! Китайское лекарство!

– У меня как раз нос заложен, кстати и полечусь! – Хосе запихнул в рот целую горсть. Я разозлилась, но что уж теперь, не выплевывать же.

– Что это такое странное и сладкое? – спросил Хосе.

– Лекарство от кашля, – проворчала я в ответ. – Горло прочищает.

– Из мяса? Я что, по-твоему, идиот?

Проснувшись на следующий день, я обнаружила, что он стащил полбанки и отнес сослуживцам. С тех пор, едва завидев меня, сослуживцы начинают кашлять изо всех сил, пытаясь выманить у меня вяленой свинины. Есть среди них и мусульмане, но им я свинины больше не даю, так что совесть моя чиста.

Жизнь супругов всегда крутится вокруг еды, а остальное время они заняты тем, что на еду зарабатывают. В общем, ничего интересного. Однажды я приготовила шарики из риса – то, что японцы называют «суси». Завернула рис в сушеные водоросли, а внутрь положила немного вяленого мяса фирмы «Вэйта». Хосе наотрез отказался это есть.

– С чего вдруг ты решила накормить меня копиркой?

– Значит, не будешь? – медленно спросила я его.

– Разумеется, не буду!

Вот и славно. На радостях я слопала целую гору суси.

– Ну-ка раскрой рот, дай я погляжу! – скомандовал Хосе.

– Гляди! Никаких следов. Я нарочно заворачивала обратной стороной копирки наружу, чтоб рот не окрасился. – Привыкнув блефовать в обычной жизни, я и тут не растерялась.

– Гадкая обманщица. Никогда не поймешь, что у тебя на уме. Скажи прямо, что это?

– Ничего-то ты не знаешь про Китай, – ответила я, поедая суси. – Так разочароваться в собственном муже…

Он разозлился и ухватил палочками один шарик. Лицо его выражало трагическую решимость: обратной дороги нет. Прожевав и проглотив, он сказал:

– А, так это водоросли!

Я подпрыгнула и закричала:

– Верно! Верно! Вот это умище! – Я готова была подпрыгнуть снова, но в этот момент получила от него по башке.

Китайские продукты подходили к концу, и мой «китайский ресторанчик» все реже открывал свои двери. На столе вновь появились европейские блюда. Вернувшись домой и обнаружив, что я жарю стейк, Хосе удивился и обрадовался.

– Мне средней прожарки! – крикнул он. – А картошки ты пожарила?

Три дня подряд я кормила его стейками, и наконец он потерял к ним всякий интерес. Отрежет кусочек и все.

– Ты что, на работе утомился? Может, поспишь, а потом поешь? – Старая грымза умеет быть и нежной.

– Дело не в усталости, а в том, что мы плохо питаемся, – объявил Хосе.

Услыхав такое, я едва не подскочила на месте.

– Плохо питаемся? Плохо питаемся! Да знаешь ли ты, сколько стоит кило этой говядины?