САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

 Сначала Сакуров был пойман с поличным (читай: на жгучей блондинке) её мужем. Тот где-то прослышал про регулярные свидания своей жены во время рабочих поездок, и так как он временно сидел без дела (весенняя охота ещё не начиналась, а подлёдный лов уже закончился), решил лично убедиться в том, о чём ему напели добрые люди. Для этого рогоносец тайно – от жены – подсел к машинисту мотовоза, таскающего хлебный вагончик, и таки подкараулил Сакурова. Вернее, он его проспал, потому что перед операцией выпил водки, потом, когда мотовоз с хлебным вагончиком тронулся в путь, добавил самогонки и, когда Сакуров встретился со своей пассией, её муж крепко спал в мотовозе. Но его разбудили доброхоты, видевшие приход Сакурова, муж жгучей блондинки допил остатки самогонки, взял обрез, заряженный картечью, и пошёл на дело. И, когда ничего не подозревающий бывший морской штурман начал заниматься со своей любовницей второй за сегодняшний день по счёту любовью, муж любовницы подошёл к двери служебного купе.

 - Танька! – заорал он, наставляя обрез на дверь купе. – Открывай, сука, и покажи, с кем ты есть!

 - Это муж, - моментально определила жгучая блондинка. – Лезь в окно!

 - Вот, блин, - закряхтел Сакуров, слезая с блондинки и стукаясь поздно догоняющим членом о переборки тесного купе. Он сунулся подбирать свои вещи, ругая себя за глупую привычку раздеваться догола перед началом секса, но не тут-то было.

 - Открывай, тебе говорят, считаю до одного! – снова заорал муж блондинки и надул всех, потому что шарахнул в дверь из своего злокозненного образа без всякого предварительного счёта.

 - Мудак! – завизжала блондинка, путаясь полными белыми ногами в надеваемых джинсах. – Кто дверь чинить потом будет?!

 «Ни хрена себе – чинить, - панически подумал Сакуров и ломанулся в окно, придерживая в руке брюки и футболку. – А если бы попал?»

 Он мельком посмотрел на дырку в двери величиной с кулак, понюхал пороховой дым и, вынося на своей многострадальной шкуре осколки вагонного стекла, таки вывалился из купе. Сакуров пребольно врезался в крупный щебень на обочине железнодорожного пути, но, не заостряя на порезах и ушибах внимания, рванул в посадку.

 - Ещё один мудак! – завизжала вдогон ему блондинка. – Кто окно потом чинить будет?!

 - Танька, открывай, сука, дверь, а то считаю ещё до одного! – продолжал бушевать невидимый муж.

 «Он что, дальше считать не умеет?» – думал бывший морской штурман, улепётывая с помощью босых ног и голых локтей через заросли лесопосадки в сторону Серапеевки. По пути он надел брюки, футболку и порадовался тому факту, что сегодня хлебный вагончик задержался на их станции, иначе, тронься он в путь, бежать до дому пришлось бы в разы дольше. А так как дело случилось ранней весной, когда ещё не весь снег сошёл, то ой-ё-ёй!

 Первым делом Сакурова засёк бдительный Жорка.

 - Здорово, сосед! – загоготал контуженный интернационалист. – А я и не знал, что ты по утрам бегом занимаешься!

 - Жорка, - крикнул на ходу Константин Матвеевич, стуча от холода зубами, - сейчас за мной будет один мужик с обрезом, так ты его задержи.

 - Не вопрос, - легко отмахнулся Жорка. – Только ты сам, как оденешься, приходи ко мне. И не забудь прихватить горючего. А то у меня граммов триста в запасе, не больше…

 Пришлось пожертвовать тремя литрами первача. Два усидели в компании с ревнивым мужем жгучей блондинки, один он унёс с собой. Потом в деревню прибежал какой-то пацан и отдал Сакурову его остальные вещи с запиской от любовницы.

 «В следующий раз не приходи, а потом – можно», - писала любовница.

 - Ну, как там? – неопределённо спросил Константин Матвеевич.

 - Вечереет, - солидно возразил пацан и стрельнул у Сакурова сигарету. Они покурили, поговорили о видах на лето и урожай, потом пацан выразил неодобрение стремительно деградирующему местному народному образованию в виде училки по русскому и литературе, которая повадилась брать на лапу натурой за хорошие годовые отметки, испросил у хозяина пять долларов за хлопоты и отвалил.

 Второй скандал организовал Мироныч.

 Но сначала он хитростью выведал примерный день забоя сакуровских свиней и стал врать про это время, будто собирается отъехать в бывший Свердловск.

 «Да, Костя, поеду, проветрюсь сам, проведаю могилки близких своих, посмотрю дом, в котором раньше жил, потому что какой мой возраст? – брюзжал старичок. – Щербатая, знаете ли, не за горами, так что надо попрощаться с близкими, посмотреть на места, где родился и вырос…»

 «И когда собираетесь, и сколько пробудете?» - растрогавшись до слёз, уточнял Сакуров, прикидывая оставить старому проходимцу, не чуждого ничего человеческого, оковалок свежекопчёного сала. Килограмма на полтора, не меньше. Потому что щербатая у того не за горами, а челюсть новая. В общем, жалко, если щербатая вдруг придёт за Миронычем, а тот новую челюсть так на сакуровском сале и не опробует.

 «Пусть трескает, - думал расчувствовавшийся беженец, - а то потом ещё сниться будет…»