САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

 «Элементарно, - отвечал Жорка. – Во-первых, это наша тараканья ментальность. В том смысле, что наш народ как те тараканы, которые, почувствовав неудобство проживания в одном месте, от данного неудобства по-человечески не избавляются, а просто всем скопом перебегают в другое место. Сначала убегают мужики, за ними – их бабы и дети. Во-вторых, наша самая поросячья жадность, в силу каковой те, что не убежали, начинают убивать друг друга из-за какого-нибудь кирпичного завода или цементной мануфактуры. Статистика же в это время показывает ухудшение демографических показателей, потому что, какие могут быть показатели от старушек с их доходящими дедушками? В то же время статистика больших городов и статистика нашей похабной столицы показывает более утешительные данные, потому что, во-первых, утекшие в вышеозначенные места половозрелые мужики с их бабами и детьми, во-вторых, многочисленные цыгане, граждане юго-восточного региона типа Вьетнама с Китаем, а также наши многочисленные бывшие соотечественники по бывшей советской конституции. Лица, то есть, известных национальностей, каковые лица, вкупе с цыганами и гражданами Юго-Восточного региона, привыкли размножаться быстро, много и весело, невзирая на жилищные санитарные нормы, инфляцию, скудное питание и стрессовое состояние из-за невозможности слетать на Канары в летнее время года...»

 «Всё ясно, - думал Сакуров под монотонный бубнёж пьяного Жорки, - скоро всем нам, русским то есть, а не японцам, кранты, как и предсказывал Жорка, а вместо нас нашу территорию, Россию, а не Японию, заселят цыгане, китайцы, вьетнамцы и лица известных национальностей, как люди более жизнеспособные, дружные и не убивающие друг друга из-за таких пустяков как консервный цех или картонно-спичечная фабрика…»

 Думая так, Константин Матвеевич вспоминал недавние телепередачи на криминальную тему. Одна касалась соседнего с их Угаровым Касимова. Там ещё с советских времён функционировало какое-то золотое предприятие. Так вот, когда советские времена кончились, те касимовцы, что имели прямое, косвенное или теоретическое отношение к данному предприятию, дружно кинулись убивать друг дружку. Одних убивали за сто граммов благородного металла, других – за килограмм, третьих – за целый пуд. И, пока бандиты, чиновники, милиционеры и прокуроры бодались за право рулить известным предприятием прямо, косвенно или хотя бы теоретически, в Касимове открыли два новых кладбища, а население города поредело на пятнадцать процентов.

 «А так как у нас подобное происходит не в одном Касимове, а повсеместно, то…»

 С этими мыслями Сакуров засыпал, потому что Жорка давно ушёл, а ночью полагалось спать.

 Потом случился дефолт. Сначала до Сакурова не вполне дошёл смысл происшедшего, а когда он поехал за продуктами в Угаров и оказалось, что на имеющиеся у него российские рубли он теперь может купить в четыре раза меньше, чем всего неделю назад, Константин Матвеевич таки прозрел.

 «Ну, вот, опять Жорка! – мысленно ахал он, прицениваясь к крупе в местном супермаркете. – И кто его за язык тянул? Однако хорошо, что я почти всю наличку переводил в доллары, потому что они теперь тоже в четыре раза дороже…»

 Впрочем, и оставшуюся отечественную наличку Константин Матвеевич успел реализовать почти без потерь. Дело в том, что моментальный рост цен не коснулся дорогих деликатесов и дорогих напитков. Поэтому, покряхтев от благоприобретённой жадности, бывший морской штурман приобрёл ящик армянского коньяка и десять банок чёрной икры. Причём сделал это крайне осторожно, исподволь разведав про надёжность и коньяка, и икры в смысле их натуральности за двадцать долларов у одного знакомого товароведа.

 «Не было счастья, да несчастье помогло, - прикидывал Сакуров, заботливо пакуя купленные брашна на заднем сиденье, - а то уж и забыл, когда последний раз чёрную икру ел…»

 Насчёт коньяка он старался не думать, потому что коньяка отведать ему хотелось ещё больше, чем попробовать чёрную икру. Но Константин Матвеевич продолжал железно держать себя за горло в том смысле, что собирался ещё долго не пить. Ну, хотя бы до той поры, когда он не почувствует себя действительно богатым человеком. Человеком, способным убраться из этой Богом проклятой дыры, да и вообще, из этой всей богомерзкой России.

 «Потому что не хочу я подыхать вместе с ней, - оправдывался перед собой бывший морской штурман, продолжая вкалывать, как литературный негр, потому что в жизни негры ни черта делать не хотят. - К тому же я только наполовину русский. И потом: когда у меня соберётся достаточно денег, можно будет махнуть к Петьке Варфаламееву. Вот там мы с ним и разговеемся. А этот коньяк, когда он подтянется в цене, можно будет на что-нибудь обменять. Или продать. Или, на худой конец, пригодится от ментов отмазываться…»

 О том, чтобы махнуть на родину полумифического японского родителя, Константин Матвеевич даже не задумывался. 

Глава 60