САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

 Спустя некоторое время цветы трансформировались в плоды, и они показались Сакурову похожими на инжир, но затем, приглядевшись повнимательней, Константин Матвеевич понял, что плоды похожи на человеческие эмбрионы. Налившись соком достаточной зрелости, эмбрионы сорвались с веток Сакуры, но не упали на землю, а, превратившись в разноцветных драконов, порхнули от Сакуры и друг от друга. Один дракон, огненно-красный с искрящимся жёлтым шлейфом вместо хвоста, махнул в сторону восходящего солнца и бесследно исчез в его лучах. Два других, бледно-зелёный и тёмно-синий с шоколадными пятнами на фюзеляжах, похожими раздвоенными хвостами и четырьмя крылами на каждого, полетели на Юг и Запад. Последний, серебряный с оранжевой окантовкой по всему своему пернатому телу, двинул на Север. При этом наблюдаемая Сакуровым панорама приняла более строгий вид, нежели раньше. Ну, да, до развода драконов по четырём сторонам света вокруг Сакурова в освещаемой зоне пребывала обычная неописуемая красота, а теперь к красоте прибавилась строгость.

 «Вот так появилась Роза Ветров (156), - глубокомысленно подумал бывший морской штурман, - но что толку от неё одной, если ветра нет и в помине?

 Думая так, Сакуров самонадеянно принял себя за наблюдателя сотворения мира. Впрочем, всё на то и походило, хотя некоторые нестыковки наблюдались. Во-первых, было непонятно, что главенствовало в сотворении мира: Богиня Солнца, спрявшая необходимые живительные лучи, император Дзимму, вырастивший Сакуру или сама Сакура? Во-вторых, Сакурову, как бывшему штурману, не понравилась некая неточность при вышеупомянутом разводе драконов, отвечающих за ориентационный порядок зарождающегося мира.

 «Если принять во внимание условную парность сторон света по экватору и полюсам в виде Восток - Запад и Юг – Север, - прикидывал озабоченный придуманной неточностью Сакуров, - то непонятно, почему два похожих дракона полетели на Юг и Запад, в то время как красный дракон, по цвету более подходящий для южной стороны, рванул на Восток. Хотя, если вспомнить, что Япония находится на пересечении, условно, тридцатой широты и сто тридцать пятой долготы, то с моей стороны, а нахожусь я как бы напротив восходящего солнца и в одноимённой стране, оно, солнце, сейчас как бы на юге. Но если предположить…»

 Заморочившись на географии с навигацией, Константин Матвеевич чуть не прозевал явления ещё четырёх чудес на ветвях Сакуры. В общем, пока он красовался сам перед собой с помощью специальных знаний, на Сакуре образовались ещё четыре цветка. Это были совершенно белоснежные цветки, похожие на лилии. Плодов из данных лилий не получилось никаких, зато они сами в своё время спорхнули с веток Сакуры и полетели над освещённым участком зарождающегося мира. И там, где они пролетали, неописуемая красота наблюдаемой Сакуровым панорамы приобретала некое живое разнообразие. Так, протекающая невдалеке серебряная река, похожая на недавно отлитое зеркало, вдруг покрылась лёгкой рябью. На идеально синем небосклоне образовались кудрявые облака. Меж них появился поблекший месяц. А ещё Сакурову показалось, что он слышит пенье птиц и даже голоса людей.

 «Какие люди? – не поверил своим слуховым ощущениям бывший атеист-дарвинист Сакуров. – Ведь если я присутствую не при библейском сотворении мира, а это очевидно, то после птичьего пения я должен услышать вопли обезьян. Или, если быть более точным и копать глубже, - птичье пение с воплями обезьян я должен слышать после рёва динозавров…»

 Как подумал, так и услышал. Вернее, увидел. Правда, динозавр оказался обыкновенным драконом, к тому же совершенно безобидным на вид. Откуда он взялся, Сакуров проморгал, однако видел, как дракон помахал в сторону северной границы света и тьмы и там стал бить крылами по воздуху. В это время из тьмы выползло восьмиглавое чудище, и они с драконом сцепились не на жизнь, а на смерть.

 «Ни хрена себе – безобидный, - с лёгкой дрожью в сонных мыслях подумал Константин Матвеевич, - вон как башки от чудища отрывает, только перья летят…»

 Одновременно, наблюдая сцену мифологического насилия, Сакуров обратил внимание на совершенно сказочную деревеньку в небольшой горной долине на берегу ручья. Деревенька располагалась ближе к Сакуре, чем к сражающимся героям чудесной старины, поэтому Константин Матвеевич слышал звон ручья, человеческие голоса и даже обонял дым очагов с сопутствующим запахом жареной рыбы.

 «Вот ещё фокус! – мысленно воскликнул бывший морской штурман. – Ведь не было тут никакой деревни!»