САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

 А Жорка, отвалив от Семёныча, дня три отсыпался, а потом снова завязал. Он занялся общим с Сакуровым хозяйством и даже стал выходить на работу, меняясь с Сакуровым. В положенное время они получили зарплату, целиком притащили её домой, попили чайку, прикинули, что нужно купить из продуктов, и расстались, потому что наступила пора задувать свечи и залезать под тёплые одеяла. Вот в это время к Жорке и приполз хнычущий Варфаламеев. Потом организовалась стихийная пьянка. Во время пьянки пьющие – и Жорка в том числе – долго препирались, за чей же счёт ремонтировать телевизор. И вышло так, что оставшиеся от пьянки и зарплаты деньги утром следующего дня Жорка свёз в Угаров, чтобы отремонтировать телевизор Семёныча. Хорошо ещё, Жорка не продолжил пьянствовать и пить скороспелый самогон машинного приготовления, но с продуктами им с Сакуровым пришлось ужаться. Но ненадолго. Потому что их выручил сынок Семёныча. Денег он папаше дал немного, но привёз полный багажник бухла и закуси. Семёныч, надо отдать ему должное, всем привезённым со всеми щедро поделился. Одного только Мироныча спустил с крыльца. Дело в том, что Семёнычу помнилось, будто он просил у Мироныча денег в долг на ремонт телевизора, а тот их ему якобы не дал. И как Мироныч, спускаемый с крыльца, не вопил о том, что никто ни о чём таком его не просил, никакие вопли ему не помогли.

 Конечно, Мироныч не дал бы Семёнычу денег, даже если бы тот умолял его на коленях, но несправедливость была на лицо, поэтому старичок жестоко обиделся и ушёл в Угаров. Там он рассказал о несправедливости Азе Ивановне, после чего супруги сообща придумали Семёнычу долг в пять мешков картошки, каковой долг мстительная пара запланировала начинать требовать ровно через месяц после акта нанесения жестокой обиды Миронычу. Мироныч, правда, хотел начинать раньше, потому что чем раньше начинать требовать, тем раньше можно было получить и снести на бывший колхозный рынок, но тактичная Аза Ивановна уговорила престарелого супруга выдержать протокольный срок, положенный для прощения всевозможных обид. Или симулировать инкубационный период, отведённый для нормального протекания душевного заболевания, инициированного несправедливым словесным оскорблением с применением конкретного действия.

 Потом был Новый год. Снег к тому времени растаял и дней пять стояла такая теплынь, что Семёныч сдуру вскопал часть целины у себя в саду.

 Новый год отмечали у Семёныча, потому что его хвалёный ящик работал исправно, ловил шесть каналов и кое-какие интересные фильмы по данным каналам таки показывали. Во время фильмов, строго через каждые десять минут, показывали рекламу, и шла она не менее пяти минут кряду. Но односельчане привыкли не обращать на неё внимания или переключаться на другой канал, поэтому дело у них сообща ладилось. Сакуров с Жоркой, правда, не пили, но Варфаламеев с Семёнычем к ним уже не приставали, поэтому Новый год прошёл нормально.

 Потом Жорка ездил к себе за пенсией. Он привёз бухла Варфаламееву с Семёнычем, а им с Сакуровым достались кое-какие продукты и деньги на дальнейшее проживание. Снег к тому времени снова выпал, ударили морозы, и хлопот прибавилось, потому что дом приходилось топить, чтобы не замёрзнуть, почти круглые сутки. А на станции ещё и с углём наступила напряжёнка, потому что составы с углём стали миновать станцию без остановок. А если какой состав и задерживался, то это был состав с коксом или антрацитом. И, чтобы раскочегарить данную категорию топлива, приходилось попотеть. Сакуров в свои дежурства честно бегал в лесопосадку за дровами, чтобы сначала разжечь их, потом на древесные угли положить угольную пыль из станционного склада, а только затем кидать кокс с антрацитом. Жорка же демонстративно разломал тамбур станционного сортира и полсарая, принадлежащего то ли службе обеспечения связью, то ли отделу снабжения тормозной компрессией.