Саквояж со светлым будущим

Завтра надо позвонить Кате, теннисной тренерше, и спросить о графике тренировок на лето. Летом Сильвестр тренировался каждый день. Лерке надо купить батареек в котенка — дернул ее черт привезти из очередной командировки этого самого котенка, который работал на батарейках, гнусно мяукал, махал хвостом и кивал головой, как припадочный! Лера котенка обожала и все время заставляла его мяукать, махать хвостом и кивать, и батарейки кончались примерно раз в два часа. Еще надо заехать в школу, поговорить с Ольгой Викторовной, потому что учиться оставалось всего пять дней, и по всему выходило, что Маша будет еще в Киеве, когда ее сын перейдет в седьмой класс. Еще хорошо бы договориться с теткой, чтобы она побыла с детьми, пока мама съездит в санаторий. Тетка, конечно же, потребует компенсации, и некоторое время Маша придумывала, что бы такое ей посулить.

«Пообещаю в Египет ее отправить, — решила Маша, перемывая чайные чашки. — Тетке давно хочется, а денег нет. Вместе с дочкой отправлю». Двоюродные братья и сестры Маши Вепренцевой зарабатывали значительно меньше, чем она, и на семейных сборищах это всегда было темой номер один — почему некоторым везет, а другим ну никак не везет!…

Машина в ванной урчала и похрюкивала, сотрясала в своей блестящей утробе белье. Маша гладила, слушала ее хрюканье и была ей благодарна — стиральной машине! За то, что та делает важную работу, за то, что безотказная, и еще за то, что такой поздней ночью они работают… вдвоем. Маша и стиральная машина.

Она гладила майку, слушала машину и думала о Родионове.

Думала как-то странно, вяло, то ли от усталости, то ли от невозможности ничего изменить.

Он никогда не увидит в ней «женщину своей мечты», это точно. Он никогда не догадается посмотреть на нее по-другому, а если и догадается, то вряд ли из его рассматриваний выйдет что-то романтическое.

Однажды, подвыпив, он зачем-то рассказывал Маше про своих бывших жен, которых насчитывалось две или три штуки. Даже не столько про жен, сколько про самого себя, и все в том смысле, что он, Дмитрий Родионов, решительно не годится для существования в паре.

Ну, одиночка он, и все тут! Ну, не получается у него ничего из семейной жизни!

Он быстро устает от этой самой пары, какой бы распрекрасной она ни была. Устает — и дальнейшее их сосуществование делается бессмысленным, потому что он думает только о том, как было бы хорошо закрыть за собой дверь и больше никого не пускать ни в свою постель, ни в свою комнату, ни в свою жизнь.

«Я даже с тобой не могу долго, — посетовал тогда подвыпивший Родионов, — то есть ты единственная, с кем я вообще могу быть, но при всей моей к тебе любви, когда ты уходишь, я просто счастлив!»

Маша Вепренцева про любовь ничего не услышала, а услышала про то, что он счастлив, когда она уходит.

Она уходит вечером из его жизни, и он счастлив.

Вот сегодня, выпроводив ее, он поехал на свидание, и Маша изо всех сил старалась не думать о том, что именно он на этом свидании делает.

Впрочем, что он там делает, и так понятно.

Она гладила майку и думала о Родионове.

Что станет с ней, если в конце концов он все-таки встретит распрекрасную девицу и женится на ней, и у них будут дети и вообще счастливая жизнь?! Или какая-нибудь из уже имеющихся распрекрасных наконец сообразит, как можно его на себе женить?!

Он богат, знаменит, молод — такие не то чтобы нарасхват, таких помещают во главе списка «Лучшие женихи России» в каком-нибудь пошлом гламурном журнальчике! Впрочем, гламурный журнальчик — это что, а вот когда в «Аргументах и фактах», да еще на первой полосе, да еще под каким-нибудь броским заголовком, типа «Известие о смерти русской литературы решено считать преждевременным», да еще с серьезным и остроумным текстом!…

Что я стану делать без него?! Как я буду жить?!

Ведь он — это не просто он, вернее, не только он! Это кипение и блеск жизни, интересные люди, важные события, великое чувство Сопричастности Важному Делу или даже так — Великому Делу.

Это отличное, очень правильное, очень красивое дело — литература. Пусть говорят «бульварная», пусть говорят «недолговечная», пусть «массовая», да пусть какая угодно, все же это лучше, чем продажа нефти собственным согражданам по спекулятивной цене, или горлодерство в парламенте, или обворовывание стариков в каком-нибудь фонде!

Однажды у Каверина в «Освещенных окнах» Маша прочла, что медленно пишущий араб отличается от быстро пишущего, как неграмотный от грамотного, и с тех пор считала, что читающий человек отличается от нечитающего точно так же! Она была уверена, что вовсе не красота, а именно книжки спасут мир, и если приучить людей читать — хоть детективы! — они и привыкнут потихоньку, и втянутся, а потом уже и прожить без книжек не смогут, а ведь только это и надо, потому что в книжках все есть, ответы на самые трудные вопросы и решения самых запутанных задач, на все времена!…