Саквояж со светлым будущим

С чего она вообще взяла, что может быть к нему… приложением? Нет у него никаких приложений! У него куча работы, Марков, недовольный тем, что он в очередной раз задерживает роман, Маша Вепренцева, визит в Киев, Тимофей Кольцов, Илья Весник, Таня Табакова — чудесный, привычный, деловой, знакомый и такой важный для него мир! Люде нет и не может быть в нем места!

— Люд, я не понимаю, о чем ты говоришь. Не понимаю, и все тут. Твоей практикой я заниматься не буду. Со мной в Киев ты не поедешь. Это работа, а не тру-ля-ля!

— А я и буду работать!

— Да не будешь ты работать! — неожиданно для себя вдруг жестко сказал Родионов. — Все это ясно и понятно. Сколько тебе лет?

— Двадцать… один.

— Вот именно. У тебя образования нет и не будет. В институт ты ходишь, просто чтобы время отбыть, и преподаватели ваши ходят за тем же! Я все понимаю в жизни и в карьере тоже, Люда! Ты еще год проваландаешься со своими тестами, потом напишешь диплом «Зигмунд Фрейд как зеркало мирового психоанализа», потом устроишься на работу в школу. Будешь психологом младших классов. Нарисуйте, дети, картинку, как ваша семья сидит за обедом в выходной! Вот и вся твоя работа.

Глаза у нее налились слезами, но Родионова уже несло, штормило, качало, и он ничего не хотел замечать.

— Димочка, как ты можешь?

— А так, что я знаю, как делаются карьеры. День и ночь, двадцать четыре часа в сутки! Какой тебе штаб, Людочка?! Ты писать сначала научись без ошибок, а потом уже в штаб! И расписание мне составлять не надо, я в этом не нуждаюсь!

— Не нуждаешься?… — переспросила Люда и широко раскрыла глаза, как-то даже выпучила их, как Мишель Пфайфер в фильме про маньяков.

— Ты вот сидишь в своем психологическом институте и сиди себе, только не смеши людей тем, как ты станешь замечательно работать! Для того чтобы работать, мозги нужны, дорогая моя, мозги и желание пробиться наверх!

Должно быть, все это было несправедливо и не слишком красиво, и уж точно совсем не умно, но Родионов, что называется, разошелся. Ему теперь непременно нужно было довести ситуацию до точки кипения.

— И помогать тебе я не буду, потому что нечему помогать! Помогать в твоем понимании — это значит все сделать за тебя, а я не понимаю, почему я что-то должен за тебя делать! И не буду, и не хочу!

— Я тебя ненавижу, — вдруг отчетливо выговорила Люда и взялась обеими руками за спинку кресла. — Я тебя уничтожу.

— Валяй.

Родионов поднялся с дивана и стал одеваться. Давно бы ему догадаться одеться! Общественный обвинитель без штанов — это смешно. А ему не хотелось быть смешным, ему хотелось быть величественным.

— Ты возомнил себя гением, — продолжала Люда.

Родионов мельком на нее взглянул. Вид у нее был немного сумасшедший. — А на самом деле ты никто, бульварный писака! Кому нужны твои дерьмовые книжонки?! Никому! Да о тебе все забудут через год, через два, и ты умрешь под забором, нищий, старый ублюдок!

— Я пошел, — сказал Родионов. Она сидела в его рубашке, и красиво уйти никак не получалось. Или уходить без рубашки, или требовать ее вернуть — и то, и другое не слишком красиво. Он несколько секунд соображал, и напрасно.

Люда вдруг бросилась на него, стул опрокинулся, загрохотал, и винная бутылка закачалась на столике, опрокинулась и повалилась на ковер, из нее потекла тоненькая алая струйка, как кровь.

— Ты ничтожество, высокомерная тварь, ублюдок!! — Она сильно ударила его в скулу острым кулачком, а левой рукой двинула в ребра. Родионов не успел ее перехватить. Он вообще ничего такого не ожидал, когда начинал свою обличительную речь. — Ты думаешь, что меня так просто бросить, да? Ты думаешь, что я никто?! Да я тебя… уничтожу, я с тобой разделаюсь, с тобой и с этой твоей шлюхой!

Люда царапалась, кусалась и дралась, и в какой-то момент Родионов перепугался, что не сможет с ней совладать. Не бить же ее, на самом деле! Он отступал к двери, а она наскакивала на него, клевала, щипала, и глаза у нее были безумные.

— Остановись, — приказал Родионов, когда потасовка уже грозила перейти в драку, — остановись сейчас же!

Ничего не помогло. Кое-как, придерживая ее одной рукой, он нашарил на столике ключи от машины, и теперь нужно было еще открыть дверь. Спиной он чувствовал замок и дверную ручку — спасение было уже совсем близко! — но он никак не мог изловчиться и открыть.

Да что ж это такое, а?!…

— Я тебе отомщу, тварь, ублюдок недоделанный! Ты еще узнаешь, чего я стою, недоносок поганый!… Я тебя… Я… я тебя убью!

В этот момент замок, который Родионов судорожно дергал, наконец открылся, он вывалился на лестничную клетку, где было темно и пахло кошками, и прямоугольник света из Людиной прихожей вырвался вслед за ним, и Родионов увидел приоткрытую дверь квартиры напротив. Кто-то оттуда, из той квартиры, привлеченный шумом на лестнице, следил за ними!

Он затолкал Люду обратно, захлопнул дверь и побежал вниз, сжимая в кулаке ключи от машины. Побежал так унизительно и мешкотно, как не бегал никогда в жизни, и вся эта история с дракой и идиотскими разговорами была гадостью, и он чувствовал эту гадость так, словно она была у него во рту.