— Если бы ты не была такой сукой, — в тон ей ответил Андрей Поклонный, — все обошлось бы и без кровопролития. Но тебе же нужна кровь, кровь! Ты же, шлюха дешевая, без этого жить не можешь!
— Истерик.
— Сука.
— Вы подслушиваете? — вдруг громко спросил чей-то язвительный голос, и прямо перед ее носом возник продюсер Матвей Рессель со стаканом в руке. Он стоял на лужайке перед распахнутым французским окном и смотрел на нее не слишком приветливо.
Нет, не так.
Он стоял на лужайке перед распахнутым французским окном и смотрел злобно и подозрительно.
Супруги Поклонные оглянулись, и у красотки, как у тигрицы, зрачки стали поперек.
— Кто это? — спросил Андрей Поклонный брезгливо.
— Горничная какого-то писаки. Зачем он ее сюда притащил, уму непостижимо!…
— Я секретарь Аркадия Воздвиженского, — неизвестно зачем сказала совершенно пунцовая Маша Вепренцева. От невыносимого жара, которым горело все лицо, на глаза еще и слезы навернулись. Маша знала, что стоит ей только моргнуть, и они покатятся по щекам, поэтому она все время смотрела в разные стороны, только чтобы не моргать.
— А по-моему, вы журналистка и вынюхиваете сенсации, — твердо сказал Рессель. — Вот что, голубушка, никаких вам тут сенсаций не будет. Ясненько?
— Я не журналистка!
— А этот крендель с Первого канала, который к вам как к родной бросился? Он тоже не журналист и на Первом канале не работает, да?
Маша Вепренцева даже не сразу поняла, о ком речь.
— Да нет, вряд ли журналистка, — задумчиво произнес Андрей Поклонный, — не похожа.
— Она все вынюхивает, — выговорила Лида Поклонная с отвращением, — она все вынюхивает и везде шныряет. Дрянь!
Тут, видно, в игру включились какие-то силы, о которых Маша ничего не знала и еще даже не успела догадаться.
Андрей лениво поставил свой бокал на столик и сказал каким-то ненатуральным, измененным, театральным голосом:
— А мне она нравится. Очень милая девушка. Девушка, а девушка, как вас зовут? Федя?
Матвей Рессель прямо с газона, переступив низкий подоконник, шагнул в комнату, задел штору, которая сухо затрещала, и с досадой выдернул ткань из-под ботинка.
— Значит, так, — начал он угрожающе, — никакая она не милая девушка, и мы с ней никаких дел иметь не можем. — Это, по всей видимости, относилось к Андрею. — Вы сейчас же исчезаете из нашего поля зрения и больше к нам не приближаетесь. Ясненько? — А это относилось к Маше.
Маша кивнула. Объясняться с ними было совершенно бесполезно. Они не стали бы ее слушать, а если бы и выслушали, все равно не поверили бы.
— Если я хоть в одном издании прочту про сегодняшнюю вечеринку, дорогая, я сам приеду и порежу тебя на продольные полоски, — на ухо ей интимно сказал Рессель. — Нет, лучше на поперечные. На поперечные полоски.
И тут Маша, которую внезапно все это стало забавлять, тоже очень интимно спросила у него, даже с некоторым придыханием спросила:
— Почему?
Он не понял.
— Что почему?
— Почему лучше на поперечные?
Что такое, в конце концов! Она здесь по приглашению, вон Весник похохатывает, и Веселовский стреляет по сторонам глазами, как пить дать ее ищет, и Родионов злится — все нормально, жизнь прекрасна, и наплевать ей на звезд и их продюсеров!
— На поперечные лучше потому, что больше выйдет, — хмуро сказал Рессель, — и давайте, давайте отсюда!…
И Маша пошла, а они — все трое — провожали ее глазами, и она вдруг вернулась.
Из— за них и их штучек она забыла, зачем отправилась искать этого самого Ресселя!
— Между прочим, я вас искала, — сказала она ему почти что весело. Слезы куда-то исчезли, должно быть, жар со щек их высушил. — Вы мне совершенно заморочили голову.
— Мы не даем интервью, — сразу заявил Рессель, а Лида Поклонная прошептала очень громко:
— Идиотка.
— Отлично, — согласилась Маша. — Мне не надо интервью. Я хотела у вас узнать, кто вон та дама с косой. Почему-то нам ее не представили.
Лида захохотала оскорбительным русалочьим смехом, но Маша не обратила на нее внимания.
Рессель вытаращил глаза. Маша не отрываясь смотрела на него, неизвестно почему чувствуя свою победу, полную победу, хотя ничего такого не происходило: Лида по-прежнему смеялась оскорбительным смехом, а Андрей был совершенно безучастен, как человек, которому безумно надоело все.
— Которая с косой? — переспросил Рессель и оглянулся.
— Это она про Наденьку, — подсказала Лида, — господи, надо же быть такой идиоткой!…
— Перестань, — резко прервал ее Рессель, и странно было, что так резко. — Если вы про ту даму…
— Именно про нее.
— Это Надежда Головко, жена Бориса, который вот-вот должен приехать, — несколько растерянно объяснил продюсер. — Борис Дмитриевич Головко…
— Я знаю, кандидат в украинские президенты, — быстро договорила Маша. — Спасибо вам большое, вы все очень милые люди.
И она обогнула столик с напитками и пошла «к своим», туда, где хохотал Весник, злился Родионов и стрелял глазами Веселовский.
Она шла, чувствовала, как взгляды актеров и продюсера сверлят ей затылок — в-ж-ж, в-ж-ж, поворачивается сверло, — и гадала, что могут означать все эти странности.