Саладин, благородный герой ислама

В октябре 1189 года Саладин узнал от курьера из Алеппо, что Фридрих Барбаросса достиг со своей армией пределов Византии. Он поручил своему секретарю Баха ад-Дину отправиться в Багдад, чтобы попросить у аббасидского халифа (статус которого соответствовал шаханшаху Сасанидов) немедленной помощи. Он обрисовал ему, в какой опасности будет дело ислама, если Третий крестовый поход окажется успешным и истинно верующие будут изгнаны со средиземноморского побережья. Он напомнил ему также, что христианские владения на Востоке, даже после победоносных войн на Святой Земле, еще очень значительны: омываемые с запада морем, франкские земли доходят на северо-востоке до верхнего течения Хабура в Верхней Месопотамии. «Граница, — пишет Р. Ту мин в своей «Истории Сирии», — проходила по восточно-западному пути, который оставлял Алеппо на юге, огибала город и соединялась с нижним течением Кейка. Оттуда, включая Апамею, она достигала высоких вершин Ансари, где триполийский граф соседствовал с горной системой Масьяф, грозным доменом Старца Горы». Горные отроги Ливана, возвышающиеся над Бекаа, Иорданом и Аравийской пустыней, подступы к которым когда-то контролировала знаменитая крепость Керак, продолжали границу на юге. Эта огромная территория была разделена между независимыми государствами: графство Эдесское на Евфрате граничило на севере с королевствами сельджуков и Арменией, княжество Антиохия расстилалось от Амама до юга, в нескольких лье от Латтакии, Иерусалимское королевство еще сохраняло за собой часть Ливана и побережья до Яффы. Саладин позволил себе также напомнить забывчивому халифу, что горожане мусульмане ладят с христианами так же хорошо, как и друг с другом, и что очень сложно будет обнаружить у них военное призвание. В конце концов, не все ли им равно, платить налоги арабскому эмиру, турецкому государю или франкскому графу? Это очень беспокоило министра финансов халифа, ибо вопрос о налогах был особенно чувствительным для багдадской администрации. В то же время Саладин вновь обратился к великим атабегам северной Сирии. Эти люди были представителями халифской власти, и их влияние можно было бы сравнить с влиянием майордомов при последних Меровингах. Они были совершенно независимы, но при этом признавали почетный сюзеренитет халифа. В конце февраля 1190 года Имад ад-Дин Зенги, властитель Синджара, его кузен Синджар Шах, властитель Верхней Джазиры, Ала ад-Дин Хоррен Шах, сын правителя Мосула, прибыли в Акру с новыми войсками, частично составленными из мутаввийа, людей из рибатов, которые получали содержание, а часто жили за счет грабежей на вражеской территории. Что касается аббасидского халифа, то он пообещал изучить политические проблемы, которые могли возникнуть, если он откликнется на просьбу Саладина о вмешательстве, и взвесить их международные последствия. Конечно, он был всемогущ, но его администрация не менее всесильна. Он ничего не мог сделать без согласия визиря, своей правой руки, не желавшего вызывать недовольство своей чиновничьей клиентелы на местах, без согласия кади, единственных, кто мог решить, пришло ли новолуние и начался ли новый месяц, что очень важно в месяц рамадан, а также осуществлявших гражданское и уголовное правосудие согласно сурам Корана, без согласия берида, роль которого состояла в том, чтобы шпионить за всеми, включая самого халифа, и который являлся распорядителем государственной почты, «единственной общественной службы», пишет Фердинанд Лот в «Закате античного мира». В мусульманском государстве конца XII века на главных дорогах между столицей и провинциальными административными центрами были расставлены почтовые станции, имевшие в своем распоряжении лошадей, мулов и верблюдов, где официальные курьеры могли сделать остановку, чтобы отдохнуть и сменить верховых животных. Именно берид контролировал сеть дорог, их безопасность и сохранность. Поэтому он стал, так же, как и его коллега в византийской империи, ухом халифа, его тайным разъездным агентом. Охраняемый традиционным фаталистическим романтизмом халифата, стеной административной бумажной волокиты в государстве, где не было никакой конституции, целой гвардией ученых писцов, дипломатический стиль которых был заимствован из приемов поэтического искусства даже для выражения самой банальной мысли, халиф не мог ничего решить без согласия администрации, активность которой была прежде всего литературной… Кроме того, известно, что между Дамаском и Багдадом продолжалось жестокое династическое соперничество, они с завистью смотрели на зоны влияния друг друга, и что престиж Саладина в конце концов стал казаться неудобным для утонченных Аббасидов. по природе своей враждебных к курдам, этим возмутителям спокойствия в пустыне, которые были великолепными наемниками, но плохими дипломатами. Вот почему, приняв послов Саладина, халиф Багдада, склоняемый к участию в войне под Акрой, рассудил, что он вправе изучить это дело не спеша и отослать ответ в Дамаск после сезона дождей… Однако пока Саладин укреплял под Акрой свои позиции и договаривался с верными сирийскими атабегами, император Фридрих Барбаросса покинул Регенсбург вместе со своим сыном Генрихом во главе фанатичной армии, состоявшей из ста тысяч воинов. Он пересек Венгрию и был там радушно принят своим кузеном (по всей видимости, желавшим, чтобы тот поскорее убрался) и после двухмесячного перехода через Болгарию, население которой было по отношению к нему враждебно, он прибыл на земли Исаака Ангела. Мы уже видели, что византийские греки состояли в тайном союзе с Саладином. Исаак Ангел, поступал как враг латинян, не только потому, что Византия долгое время по экономическим причинам вела открытую борьбу с нормандцами Сицилии, пользовавшимися поддержкой германского императора, но и потому, что басилевс помнил о том, что во время Первого крестового похода, около ста лет назад, прибытие западных феодалов в Византию стало причиной досадных инцидентов. Живого противостояния между латинянами и греками в эту эпоху было бы достаточно, чтобы объяснить, почему первые крестоносцы испытали столько поражений и почему первые франкские государства на Ближнем Востоке так быстро пришли в упадок. «Кажется, — пишет Р. тумин в своей «Истории Сирии», — что более ненавистным врагом для латинян был скорее византиец, чем мусульманин», противник, с которым считалось хорошим тоном помериться силами на поле боя. Напомним, что Аноним называет басилевса «циником», чья ненависть к крестоносцам толкнула его к неверным и умножила препятствия на пути направлявшихся в Святую Землю христиан. Когда армия Фридриха Барбароссы пересекла Малую Азию Исаак Ангел отнесся к ней очень неприязненно: точно также его предшественник Алексей Комнин недоверчиво встретил крестоносцев Готфрида Бульонского.