При сдаче Аскалона Саладин пообещал вернуть Ги де Лузиньяну свободу, так же как и некоторым из его плененных сподвижников, через восемь месяцев. Когда этот срок истек, Саладин, прежде чем освободить бывшего короля Иерусалима, заставил его поклясться на Евангелии, что он отречется от своего королевства, вернется в Европу и никогда больше не поднимет свой меч против ислама. Лузиньян поклялся. Если верить норманскому поэту Амбруазу, Саладин не поверил ни одной клятве, данной Лузиньяном. Но, будучи мудрым политиком, он предпочел отпустить Лузиньяна к христианам, на случай, если те пожелают избрать нового иерусалимского короля, права которого не могли бы быть оспорены. Он никогда не переоценивал военный талант Лузиньяна. Он знал, что тот был «неудачник», как пишет один наш поэт, и что он не был на войне «ни ожесточенным, ни грозным». Этот соискатель на иерусалимский трон был предпочтительнее любого другого. Ибо в Тире по-прежнему находился опасный враг, претендующий на корону, хитрый и смелый Конрад Монферратский, который взял в свои руки дела христианства. Как только Лузиньян получил возможность покинуть свою тюрьму в Тортосе, он заставил церковный собор епископов освободить его от данной клятвы, собрал нескольких уже успевших разбрестись христиан и отправился в Тир, чтобы вступить во владение городом. Но Конрад Монферратский закрыл ворота у него перед носом, велев ему передать записку, в которой говорилось, что он является «только наместником королей, живущих по ту сторону моря, и что они не разрешили ему отдать Тир». Итак, поражение под Хаттином уничтожило прошлое. Иерусалимская династия была не более чем воспоминанием, и трон Иерусалима был свободен. Отныне отвоевание Святой Земли породит новое право. Вот почему маркграф Монферратский объявил, что сохраняет Тир за собой, ожидая, что право будет определено западными суверенами, то есть германским императором, королем Франции, королем Англии, прибытие которых ожидали. Изгнанный из Тира, Пи де Лузиньян осмелился затеять дерзкое предприятие: отбить Акру, прекрасно укрепленную мусульманами, которые держали в нем сильный гарнизон. С двумястами рыцарями норманнского короля Вильгельма II Сицилийского, прибывшими незадолго до этого в Триполи, он предпринял одну из самых безумных и героических экспедиций за весь период крестовых походов, пустившись в путь через район, который был целиком под контролем Айюбидов. Этот поход из Тира, откуда он был изгнан, в неприступную Акру, своего рода вызов. «Франки, — пишет Ибн ал-Асир, — прошли вдоль берега моря на выходя ни на равнину, ни на скалы, ни в укрытия. Их суда плыли в один ряд и были готовы прийти им на помощь при первой необходимости и в случае непреодолимой преграды взять их на борт». Этот поход крадучись среди вражеской страны свидетельствует о незаурядной смелости. И вид этой горстки суровых нормандцев, плывущих по морю, чтобы атаковать вторую по значению крепость Палестины, ведомых королем без королевства, отверженным большинством своих бывших подданных, был поистине величественным. Каковы бы ни были прошлые ошибки Гй де Лузиньяна, совершив этот поступок, он показал себя великим христианином. Мусульмане любят повторять поговорку о крупице песка, которая может остановить колесо фортуны, Ги де Лузиньян стал этой крупицей, перевернувшей ход событий, а как это случилось, мы увидим дальше.