Одновременно это было расценено как победа суннитской доктрины ислама над шиитской — ведь Иерусалим был потерян в те дни, когда им правила исповедовавшая шиизм династия Фатимидов.
Но вот перед христианскими теологами, несомненно, стояла куда более тяжелая задача. Все события, предшествовавшие Хаттинской битве, представляющие собой череду ошибок и крайне неблагоприятного для крестоносного воинства стечения обстоятельств, иначе как проявлением воли Всевышнего и Его гнева на правителей и жителей Иерусалимского королевства объяснить было нельзя. С другой стороны, для христианина того времени было просто немыслимо предположить, что правда и истина на стороне мусульман; что Господь не желает того, чтобы Иерусалим с его Голгофой, горницей Тайной вечери и другими святыми местами и воздвигнутыми на них храмами и монастырями не находился бы в христианских руках.
Поэтому причину поражения объяснили тем, что король и бароны вели греховный образ жизни (странно, что при этом никто не вспомнил о патриархе Ираклии, хотя с него, по логике вещей, и следовало бы начинать); что они вышли на войну, думая не столько о защите Иерусалима и братьев-христиан, сколько ведомые гордыней и тщеславием, и в результате даже Святой Крест утратил свою силу.
Это было пусть и не очень убедительное, но все же объяснение, позволявшее сдержать уже начавшийся процесс массового обращения местного христианского населения в ислам. А заодно дававшее надежду на то, что молитвами и силой истинной веры еще можно остановить Салах ад-Дина и все исправить.
Но на самом деле — и в этом-то и заключался главный итог битвы при Хаттине — останавливать Салах ад-Дина было уже попросту некому. Большая часть мужчин-христиан отправились на войну под знаменами Ги де Лузиньяна и теперь либо находились в плену, либо кормили своим телом стервятников на Рогах Хаттина. Мусульманское же население городов королевства было готово распахнуть их ворота перед армией своих единоверцев.
Путь на Иерусалим был, таким образом, открыт. И его тоже уже практически некому было защитить. Европейские историки, не признающие величия Салах ад-Дина, потому будут писать, что он, по большому счету, по-настоящему выиграл в жизни только одно сражение — Хаттинское.
Что ж, может, оно и в самом деле так. Но зато это было главное сражение.
«ОСВОБОДИТЕЛЬ ИЕРУСАЛИМА»
Уже в ночь по окончании Хаттинской битвы, еще до полного падения Тверии, Салах ад-Дин созвал эмиров на большой совет.
— Аллах даровал нам великую победу! — провозгласил он. — Аллах восстановил нашу честь, которая так долго подвергалась надругательству со стороны неверных. Но Он ждет от нас большего! Франки повержены. У них больше нет армии, а у нас нет права дать им собраться с силами. Мы должны действовать немедленно, атаковать один город за другим и еще до наступления осени освободить Иерусалим!
Речь султана была встречена одобрительными возгласами эмиров, возможно, радующихся не столько грядущему освобождению Иерусалима, сколько будущей богатой добыче, которая должна была достаться, вдобавок, без особых потерь и усилий.
Видимо, в эти самые дни, воодушевленный грандиозной победой, Салах ад-Дин и сказал Баха ад-Дину те самые слова, которые уже упоминались в предисловии: если бы он мог, то после захвата всех прибрежных городов он вышел бы в море и преследовал бы франков от одного острова к другому до тех пор, пока вся земля не оказалась бы под властью ислама или он не умер бы, стремясь к этой цели. Одной Палестины, как видим, ему в какой-то момент стало мало; ему уже кружили голову планы мирового господства ислама. И будь у Салах ад-Дина чуть больше времени, людских и материальных ресурсов, он, возможно, начал бы такой поход.
И об этом, тоже, безусловно, следует помнить современному читателю — как и о битве при Пуатье 732 года, когда лишь мужество франкской армии во главе с Карлом Мартеллом остановило продвижение мусульман в Европу.
8 июля, спустя всего три дня после падения Тверии, армия Салах ад-Дина появилась под стенами Акко. И сегодня расположенные в этом городе замки крестоносцев поражают туристов своей мощью. В другое время эта сильная крепость, главный порт Иерусалимского королевства для сообщения с Европой, с легкостью выдержала бы многомесячную осаду. Но, повторим, сейчас защищать ее было некому.
Руководивший обороной Жослен III де Куртене быстро осознал всю безвыходность ситуации и начал переговоры с Салах ад-Дином о капитуляции. Салах ад-Дин согласился в обмен на сдачу Акко без всякого сопротивления дать возможность всем живущим в нем христианам беспрепятственно покинуть город, взяв с собой любое имущество, какое они только сумеют увезти.
Более того — он дал изгнанникам конный конвой, чтобы предупредить их ограбление по дороге.