Саламина

Мы, проводящие бульшую часть своей жизни в домах, даже разъезжающие в отапливаемых комнатах на колесах, мы, сделавшие развлечения чуть ли не назначением и целью жизни, воспитали в себе предчувствие предстоящего конца и поэтому вынуждены бежать от его устрашающего лика. Конечно, гренландец, лишенный романтической подкладки нашего мышления, не склонен, как мы, видеть "на усеянном звездами лике ночи гигантские туманные романтические символы". Мне кажется, у него не бывает таких мыслей. И лишенный их, он может созерцать грандиозность окружающего так же, как дети, не воспитанные на сказках о привидениях, могут выносить темноту. Во всяком случае, ему это нравится. И, может быть, поэтому ни домб, ни развлечения не занимают в гренландской жизни того места, что у нас. Доказательством этому служат отчасти теснота в их домиках и полное отсутствие комфорта. В такие игры, как карты и шахматы, знакомые многим гренландцам благодаря общению с белыми, здесь играют редко, потому что эти люди действительно не нуждаются в них, чтобы убить время. По крайней мере не так уж сильно нуждаются. Их домашнее развлечение - гости. Приходят ли они на кафемик или потанцевать, развлечения представляют собой такое проявление дарований и энергии, что они совершенно несравнимы с нашими играми, вроде игры в карты, когда бесполезно тратится масса времени и сил. Не то, чтобы их дарования стоили многого, на наш вкус, или чтобы в их танцах проявлялось особое искусство совсем нет. За это они должны быть благодарны мастерам скуки - пасторам. Вместо разгульного общего веселья языческих времен, пиршества с танцами и песнями, нынче у них... одним словом, осталось одно: кафемик.

Прежде всего приходит приглашение: вы слышите, как оно приходит. Оно возится со щеколдой у двери, шаркает ногами в передней, берется рукой за дверную ручку, робко поворачивает ее и медленно открывает дверь. Оно появляется, как мышь, выходящая на разведку в комнате, полной кошек. Наконец оно перед вами: с умытым лицом, разодетое. Это маленькая девочка. Едва слышным голосом она бормочет, что сегодня день ее рождения, и приглашает вас на кафемик. Происходит это не в такой час, когда вы хотели бы кончить работать и пойти провести вечер в гостях. Девочка приходит в десять часов утра или в половине третьего, или в полдень - вы как раз собираетесь сесть обедать. Но когда бы она ни пришла, вы бросаете все, что делали, и идете. Прежде всего - подарок; чего ради, вы думаете, они вас приглашают? Подарок - не торопитесь, за год в Игдлорсуите бывает сто восемьдесят дней рождения или около того. Подарок может быть какой угодно: кусок мыла, плитка шоколада, банка сгущенного молока с сахаром, лента, пара варежек, ожерелье из бус - почти любая вещь. Возьмите ее и заверните. Считается, так приличнее. Годится любой клочок бумаги, лишь бы не очень грязный. Газета? Отлично! Заверните подарок и передайте девочке. Она поблагодарит вас, может быть. Теперь следуйте за ней. Она поведет вас в свой дом. Больше вы ее не увидите. Праздник для взрослых.

Прогнав с дороги в узких сенях несколько собак, вы пробираетесь в темноте, пытаясь определить ощупью, где дверь. Находите ее, распахиваете и входите. В один из лучших домов, например. Комната-дом в таком случае может быть размером двенадцать футов на двенадцать или даже больше. Вы можете стоять в ней, выпрямившись во весь рост. В доме чисто, ну, достаточно чисто. Пол, нары, стул - если он имеется - все вымыто. Стены и потолок выкрашены, довольно давно, в голубой цвет. Старый комод. На нем коллекция музейных редкостей. На вышитой крестиком салфетке расставлены все имеющиеся в доме безделушки. Грустное зрелище - эти вещицы, эта бережно хранимая жалкая яркая дешевка: выцветшие фотографии в отвратительных рамках, якобы художественные пепельницы, вся эта поддельная, претенциозная заваль, худшее из всего, что выпускают белые. И будто этот комод - алтарь (на нем даже стоят маленькие елочные свечки), над ним висит гнусная хромолитография, низкопробное подражание низкопробной картине Гвидо Рени - плачущая Магдалина или Христос с агнцем. Эта картина не икона, не символ. Она висит здесь не потому, что ей поклоняются. Хуже - она им нравится. А по обе стороны этой алтарной живописи расположены с геометрической точностью попарно одинаковые "художественные" открытки из остатков старых серий, продававшихся в лавке.

Нары с откинутой вниз, поворачивающейся на петлях доской занимают треть комнаты. В одном углу стоит печь, посередине маленький стол. На столе скатерть, на скатерти три чашки с блюдцами. Не слишком ли много всего для одного дома?