Саламина

Но Нильс с ревом несется на него. Ах, так? Ты, помощник пастора! Боже мой, смотрите на Нильса! Он хватает проповедника и бросает себе на плечо, как мешок с тюленьим жиром. Он бежит с ним в конец поля, проповедник болтает ногами в воздухе. Мяч у Нильса. Боже мой, смотрите на Нильса! Гол!

Сумерки, середина дня. На севере полная луна. И время от времени глупый мешочек с травой пролетает на фоне луны, как будто мальчишки швыряют камнями в небесное окно.

XXIII. СТАРОЕ ВРЕМЯ

На, Олаби, передай!

Олаби с очаровательной, довольно приторной улыбкой жеманно берет у меня полную до краев чашку и передает ее своей матери. Она сама не может есть: бедняжка вот уже несколько недель прикована к постели. Это несчастье быть прикованным к постели в таком доме, в низкой, тесной берлоге, черной от грязи. Олаби элегантен, но в качестве "прислуги за все" он не придает элегантности дому. На полу около растрескавшейся старой печи лежат кучи золы, кастрюля покрыта слоем грязи. Впрочем, и сам Олаби не слишком чист: ему не мешало бы побриться, помыться. Не то, чтоб он не знал, что чистота достоинство; на его художественных вышивках и кружевах, показанных нам, ни единого пятнышка. В эту работу он вложил душу; может быть, душа его безукоризненно чиста.

Шарлотта пьет из кружки и ставит ее на стул.

- Ая, ая, ая, ая, куя, куя, - выводит она старческим надтреснутым голосом. Она весело орет и закатывается в приступе астмы.

- Куя, куя, куя, - снова поет несгибаемая старуха. У нее, полумертвой от астмы, сердечной болезни, туберкулеза и бог знает от чего еще, больше душевной силы, больше умения радоваться жизни, чем у любого из жителей поселка. Она это знает, демонстрирует, выставляет напоказ - обломок старины.

- Куя, куя.

Она раскачивается всем телом, мотает головой; внезапно останавливается, яростно затягивается трубкой с обгрызенным мундштуком; разражается хохотом и валится в приступе кашля.

Так, старушка, пусть разорвутся легкие, пусть лопнут бока; ори, наслаждайся, задохнись и умри. Ты уже пережила всех.

Мы были очень дружны, эта согбенная старуха и я. Мне нравились ее рассказы, она выкладывала их мне. Ей нравилась моя болтовня, я "заливал" ей сколько влезет. Большинство людей узнаешь постепенно; Шарлотта свалилась на меня внезапно. Никогда не забуду ее появления в тот июльский день, когда я кончил крыть крышу! Жители степенно поднимались по тропинкам в гору к моему дому, каждый нес в руках чашку, готовясь приличным образом отпраздновать этот день, как вдруг небесный свод треснул от крика: боже мой, что это?

На горе, на полдороге к дому стояла Шарлотта, скрюченная, с согнутой от старости спиной и искривленными ногами, но с задранным подбородком.

- Ая, ая, ая, ая, - кричала она, заставляя двигаться свой живот, размахивая руками, потрясая чашкой для кофе и трубкой. - Ая, аяя, аяя, ая.

Толпа ревела от хохота.

- Ая, ая, аяя, ая, - раздавалось бесшабашно, громко.

Вдруг бедная старуха остановилась, повернулась и с отчаянным усилием возобновила подъем на гору раскоряченными паучьими ногами. Она провозгласила свою радость.

Это был ее праздник - она отпраздновала его вовсю. Какие песни она распевала, сидя на склоне горы! Торнарсук проснулся, тролли слушали ее, сидя на горных вершинах, и скалили зубы. Бесшабашные, непристойные, вольные песни: народ гоготал, девушки прикрывали уши руками - может быть, держа ладони горсткой? Какой силой владела эта старая уродина, ломавшая преграду столетий!

Как приятно освежить память,

Как приятно, ца, ля...

Мана аяя, зйора, ая а,

Я непутевая, я непутевая, я непутевая.

Ая, не прижила ни одного ребенка,

Ая, не прижила ни одного ребенка.

Ая, не прижила ни одного ребенка,

Девчонка, что не прижила ребенка.

Ая! Это я - ая,

Забава всех мужиков.

Мой дружок все трогает меня,

Он стягивает с меня рукавички,

Он стягивает с меня...

Невозможно продолжать. Мы не можем допустить, чтобы старый Торнарсук потрясал основания Манхеттена, чтобы горные тролли оставляли жирные следы своих лап на металлических панелях здания Крайслера. Мы не можем допустить, чтобы старухи рассказывали все, что они знают. "Ая, аяя, ая". Веселая штука жизнь. Старые - они знают!