Салатовые дни

Март. И, правда, кто мы, смертные, перед лицом Марса, своеобразной масленицы для европеоидов. У римлян были боги, у язычников были идолы, до нас дошли лишь констракты, мы, того и гляди, самые агностические существа из всех, не верим ни в кого, но тайком в справедливость. Высосали святой дух из святой троицы, пытаемся распознать границы игры. И математическая статистика иногда сулит нам удачу. И с чего же начать, как не с Марса. Март подарил мне сигарету, первую за пять дней отстранения. На днях мне стукнуло 21. Но стукнуло недостаточно, раз я до сих пор верю в справедливость. Другие семь миллиардов за исключением избранных не лучше. Вот все и топим себя в болоте, выжидая, что кто-то нет-нет да пройдет мимо, вытащит, выкормит, представится именем нашего кумира и поведет за собой. Жалостное существо я. Жалостное и жалкое. Подскользнулся и умер. И, черт побери, знаете, они были правы, когда говорили, что загробная жизнь существует. Только я умер, как понял, что живу снова. Только вот все наоборот. Время идет вперед, только назад. Я что-то делаю, но делаю это не сам, а повторяю в обратном порядке все старое. И мысли, представьте себе, тоже бегут, исчезают и вспыхивают, исчезая вновь. Неужто время идет назад?

И вправду. Вот моя голова медленно собирается воедино, кусочки серой материи залетают одна за другой в черепную коробку. Я родился. Да здравствует король!

Вышел из квартиры и пошел слоняться по миру. Как же дико. И что теперь. Каждый год вот так, не торопясь?

Видел я это кино!

Подошел к человеку, вытащил сигарету из рук и сунул обратно в пачку. Ну и ощущения. Теперь я буду отбирать, все у всех. А им вдвойне неприятно. Справедливость же торжествует!

Знал бы, что жизнь будет такой, раздавал бы сигареты, направо и налево, по диагонали, и наискосок. Как у Драгунского в рассказах. До него еще лет тринадцать, а я ликую. Прохожие говорят белиберду, но я их понимаю. Ну и жизнь, боги, ну и жизнь!

Не слова, одни эмоции!

А девушки!

Полюбил одну, разлюбил тогда, а теперь чую, сердцем чую, что с каждым днем чувства все сильнее!

Иду с ней ссориться на пустом месте и радуюсь, потому что люблю все больше. А творчество — настоящий перфоманс, стираешь одну хреновую картину за другой, умиления пруд пруди. Книги читаешь и забываешь, хоть снова в руки бери. Информация на мозг не давит совсем, с каждым днем меньше и меньше загоняешься. Это я понимаю!

СПРАВЕДЛИВОСТЬ!

В ресторанах деньги на тарелочках подносят, друзья нелепости забывают. Отлично все просто. А как снег кристаллизуется и возносит себя к небу!

Как капли осеннего дождя высасывают лужи. А листья, видели бы вы, так аккуратненько садятся на ветки, совсем как воробьи. И люди, как Лазари, встают и идут, прямо как в день своего рождения!

В четвертом лице

R — писатель-мемуарист, его экспериментальная беллетристика ставила изначально целью документирование происходящих в его жизни событий, но после искрометного их количества — а, скорее даже, качества, вопреки этому качеству, плотности и невозможности сохранить их напор и гнет в себе, выпросилась на бумагу.

* * *

И вот он начинает документировать эти события, документировать события постфактум спустя полгода после их начала, конечно же субъективируя местами их значимость и их импакт. События эти изначально пишутся им под эгидой романтика, человека идеализирующего и в рамках реального мира попросту не существующего. Главный герой произведения, зовут его Андрей, отрекается от старого себя ради представления о жизни, которое в последующем становится для него основой существования, но не только себя, а людей вокруг.

* * *

Идеальное начало для романа. И с этого момента герой и начинает мыслить о нарративе жизни с позиции литературы. Мифологизация — приписывание происходящему черт трансцендированной действительности — в последующем будет двигать автором в любом жизнеописании. Автор перестает жить собой. В его быт врываются, как он их с иронией называет, «симулякры передержанной действительности».

* * *

Ясно это и автору. Ну не верит он ни во что из этого, а хочет этим жить. И не идеалист, и не циник. Осмеивает себя и свои действия со стороны, творит глупости, а оправдаться нечем — в позиции он всегда будто бы проигрышной. Закончить роман о своей жизни смертью в 21 веке уже пошло, а жизнью — вот не живется, и убей.

* * *

Что мы видим? Герой проводит ночь на улице — сподвигло его на это, быть может, вечное нежелание быть дома, опосредованный романтический авантюризм, разбитая любовь, да поиск все тех же его «симулякров». Но наивность, с которой он это рассказывает, она совсем не ситуативная. Мы не видим того, что действительно происходит вокруг. Тут нет ни описания обстановки, ни факторов, ни предпосылок. Мы живем в его скупой юношеской голове, пока он пытается найти тот самый момент, а контекст напросто вырван из жизни. Автор хочет расследования его действий, надеется, что существует человек, близкий ему по духу и мировоззрению, который все эту галиматью попытается дешифровать.

* * *