Салка Валка

доносилось из угла, где сидела бабушка, укачивая грудного младенца. В доме Магнуса в этот момент встретились жизнь и смерть во всей своей омерзительной торжественности, это было как бы откровенное издевательство; и это нередкое явление в маленьком местечке. Свейнборг лежала в постели, желтая, тощая, с открытым ртом. Кто-то прикрыл ей глаза, потому что живым становится не по себе при мысли, что мертвые могут проснуться. Хотя вряд ли есть вещи более чуждые друг другу, чем смерть и сон. Застывшая болезненная улыбка на этой смертной маске выглядит чудовищно. Но если труп полежит три-четыре дня, то суровое выражение смягчается, оно может даже перейти в нежную улыбку, как будто все забыто и прощено. День клонился к вечеру. Солнце уже обошло землю. Две грязные девчушки сидели, обнявшись, на пороге. Они молчали. На выгоне дети Свейнборг ползали вместе с другими детьми и ели землю.

— Что нового? — спросила Салка Валка парня, повстречавшегося ей на дороге.

— Арнальдур слышал, как Клаус Хансен заявил, что банк будет закрыт для Йохана Богесена, если он согласится повысить зарплату рабочим. Рыболовство не выдержит высоких цен.

— Уж не собирается ли Клаус Хансен покончить с рыболовством в Осейри?

— Говорят, он сказал, что, дескать, здешний сброд скоро сдастся, если на него нажать хорошенько.

— Я никогда не верю тому, что говорит Арнальдур о других людях.

Неожиданно в воздухе раздался шум, подобный грохоту и треску, описанному в рассказах о сражениях, и все в поселке устремили глаза к небу.

Над Аксларфьордом появилось чудовищное насекомое. Оно носилось над водой, кружило от одной горной вершины к другой, наконец опустилось, заскользило по поверхности воды и причалило к берегу. Оказалось, это гидроплан. О них много писали в последнее время в газетах. Все, кто только мог двигаться, сбежались на пристань. И все были поражены и зачарованы. Самолет находился не далее двадцати метров от пирса, и даже пастор, спешивший к покойной Свейнборг с хорошей книгой, не мог устоять против соблазна и, изменив направление, примчался на пристань. Из туловища насекомого вылез пилот. На нем были большие перчатки, тугой шлем и страшные очки.

Охрана, сопровождающая Клауса Хансена, расталкивала толпу, очищая для него путь. Вслед за ними быстро семенил Йохан Богесен — ни дать ни взять только что конфирмовавшийся мальчишка. Все были так потрясены появлением самолета, этого посланника цивилизации, что даже забыли выкрикнуть «Долой капитализм!». Только две собаки жалобно скулили на солнце. Клаус Хансен поплотнее запахнул на себе трехтысячное меховое пальто, царственно взглянул через пенсне и стал натягивать перчатки. Он важно протянул руку Йохану Богесену, а Йохан Богесен раболепно ему поклонился. Рядом с Хансеном он был как понедельник рядом с воскресеньем. Пастору тоже было разрешено пожать руку Клауса Хансена. Затем Клаус Хансен сел в лодку, и его охрана, сделав несколько ударов веслами, тотчас доставила его к насекомому. Пилот протянул Клаусу Хансену руки и помог влезть в кабину. Йохан Богесен продолжал подобострастно раскланиваться. Пастор даже отважился помахать шляпой. Он весь расплывался в улыбке от счастья, что ему было дозволено подержать в своей руке руку Клауса Хансена. Но Клаус Хансен не смотрел на них. Он закурил новую сигару.

Вновь с сильным треском заработал мотор самолета. Поскользив немного по поверхности фьорда, машина быстро взвилась в воздух, так быстро, что никто даже не заметил, как это произошло. Еще несколько мгновений, и она уже была на высоте горы Акслар и высоко парила над землей. За два часа самолет мог оставить позади себя горы Исландии с поросшими вереском склонами, местами покрытыми лавой и глетчерами. Надо надеяться, что Клаус Хансен вовремя прибудет к ужину у себя на Юге.

Я хотел бы промчаться
Сквозь дыханье ветерка.

Какое красивое, какое величественное зрелище представлял отъезд знатного человека на борту этого творения всесильной цивилизации. Цивилизации, которая превзошла все чудесные мечты бессмертных скальдов и достигла таких высот, о каких они не смели и мечтать. Разве не величествен человеческий дух, воплотившийся в этом крылатом творении, несущем на своем борту представителей высшего общества под ясным небесным сводом, над лавой и вересковыми пустошами нашей страны, по велению Всевышнего — он летит, а лица почтенных пассажиров озаряет мягкий свет вечернего солнца.

Глава 11