Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу

Бану пребывала в сомнениях, но вот за дверью послышались очень медленные шаркающие шаги. Кто-то неохотно отворил гостям, и в щёлочку Бану увидела два настороженных глаза, располагавшихся примерно на уровне её груди. Затем дверь открыли совсем. И Бану увидела очень старую, толстую и низенькую на грани карликовости женщину с волосами, покрашенными хной. Под бесформенной и засаленной одеждой было видно, что у неё нет одной груди. Когда-то много лет назад, когда судьба, носившая Хаджар на своих скользких крыльях, занесла её в армейский госпиталь с диагнозом «рак груди», по всему госпиталю пронёсся слух о женщине, которая готова принять и приласкать всех. В палату Хаджар началось настоящее паломничество, а она навёрстывала то, что ей предстояло упустить в будущем, после того как её тело изуродует скальпель военного хирурга. Она делала это без истерики и без вызова судьбе, как человек, основательно наедающийся перед долгим путём, где ему не представится возможность поесть. Хаджар знала, за что она расплачивается своим здоровьем и красотой, и готова была заплатить такую цену. Когда её левая грудь навсегда покинула свою хозяйку, её похитили из операционной двое бойких пацанов, которые шныряли по всему госпиталю и воровали всё, что только могло скрасить скуку больных товарищей. Они притащили эту грудь в палату к друзьям, вызвав пару обмороков, одну рвоту и нездоровое оживление остальных. Ампутированная грудь потом долго переходила из рук в руки, пока не надоела им и не была выброшена.

Хаджар и Фатьма оживлённо поприветствовали друг друга. А когда Хаджар взглянула на Бану, она воскликнула:

– Вай-вай-вай! – и дальше, пока вела их в комнату, повторяла без остановки только это. Видимо, колдовство Веретена произвело на неё сильное впечатление.

Обстановка в доме Хаджар была загадочная. Старуха жила одна и, судя по тусклым, будто сделанным из слюды окнам, давно уже не утруждала себя уборкой. В углах потолка всё обросло паутиной, а под буфетом вольготно перекатывались огромные комки пыли, похожие на толстых мышей. Все поверхности были уставлены безобразными безделушками, надаренными благодарными клиентами. Стул, на который усадили Бану, опасно скрипнул под ней, но, к счастью, выдержал её ничтожный вес. На столе валялся кусочек хлеба и нарезанный толстыми ломтями помидор: это был ужин хозяйки дома. Хаджар наконец перестала причитать «Вай-вай-вай» и заговорила деловито. Говорила она с Фатьмой по-азербайджански, поэтому некоторые тонкости ускользнули от Бану, но общий смысл она уловила.

– Девочку сильно обработали. Покажи мне эту куклу.

– Вот.

Хаджар осмотрела вольт со всех сторон, заглянула ей под юбку, хмыкнула вроде как с удивлённой насмешкой и произнесла:

– Вай! Очень сильное колдовство. Не наше колдовство. Посмотреть бы на того, кто это сделал.

– У меня фотография есть. Принесла на всякий случай.

– Умная ты, Фатьма. Давай её сюда.

Хаджар отвела руку с фотографией подальше и воскликнула:

– Ай, красивый мужчина, ай красивый какой! Харизма есть! Но душа тёмная, как ночь.

Бану беспокойно поёрзала на своём стуле.

– Ай, Фатьма, а я его помню! Приходила тут одна ко мне, молодая. Приносила его портрет. Только он тогда помоложе был. Говорит: хочу на любовника приворот сделать, чтобы ко мне совсем навсегда ушёл. А то завёл, говорит, шашни с какой-то заезжей танцоркой украинской, которая вокруг палки без штанов крутится! А я его как увидела, сразу поняла: никакое колдовство его не возьмёт, и ещё спасибо скажи, если сама жива останешься! Я ей говорю: у тебя, Сева, трое детей, о них думай, а этот мужчина тебе не нужен. И не мужчина он даже, а это… Существо такое, может и так, и эдак. Да не смотри, Фатьма, так, я не то имела в виду, что ты подумала, стыд тебе и позор! А то, что в нём как бы больше одного человека сидит. А она вот, женщина та, упёрлась и говорит: нет, хочу его, и всё! Тут мне, мне, Хаджар, пришлось врать и сказать, что на нём защита непробиваемая от приворота стоит и я слабая, чтобы её пробить. Вот та женщина и ушла. Я ещё ей в спину смотрела и думала: не дай Аллах когда-нибудь с этим мужчиной встретиться в бою. Но чувствовала, что придётся. И вот… – Она внимательно посмотрела на Бану: – Когда это у тебя началось?