Сальтеадор

Люди, притаившиеся в засаде, и были поставщиками обитателей могил, над которыми, как подобает добрым христианам, они возводили кресты, предав земле путешественников, неосмотрительно попытавшихся с риском для жизни защитить свои кошельки, когда эти достойные salteadores[6] с эскопетами в руках встречали их сакраментальной фразой, что почти одинаково звучит на всех языках и у всех народов: «Кошелек или жизнь!»

Должно быть, девушка знала об этой опасности и подумала о ней, когда, глядя на красавца-всадника, проскакавшего мимо нее, невольно обронила со вздохом:

— Какая жалость!

Но мы уже видели, что разбойники в засаде — по той или иной причине — ничем не выдали своего присутствия.

Однако ж, подобно охотникам на облаве, с которыми мы их сравнили и которые снимаются с места, когда дичь уходит, они высунули головы из-за кустов, затем выбрались из зарослей, вышли на дорогу и зашагали вслед за путешественником к харчевне: конь и всадник уже влетели во двор ее.

Во дворе его встретил mozuelo[7] и с готовностью схватил лошадь под уздцы.

— Меру ячменя коню! Мне — стакан хересу. А для тех, кто скоро будет здесь, — обед. Да получше!

Не успел путешественник произнести эти слова, как в окне показался hostelero[8], а в воротах появились разбойники из засады.

Разбойники и хозяин обменялись понимающим взглядом, они словно спрашивали: «Выходит, мы хорошо сделали, что не остановили его?» А он, должно быть, отвечал: «Отлично!»

Всадник тем временем стряхивал пыль с плаща и сапог и до того был этим занят, что даже не заметил, как эти люди переглядываются.

— Входите же, любезный кабальеро, — сказал хозяин. — Хоть постоялый двор «У мавританского короля» и затерялся среди гор, но, благодарение Богу, мы не бедствуем. Кладовая полна дичи, нет только зайца, ведь это нечистое животное. На огне у нас олья-подрида, и со вчерашнего дня готовится гаспачо, ну а если угодно, подождите — один из наших приятелей, превосходный охотник на крупного зверя, сейчас гонится за медведем: повадился косолапый лакомиться моим ячменем и спускается за ним с горы. Так что скоро мы сможем попотчевать вас свежей медвежатиной.

— Ждать твоего охотника некогда, хоть предложение и заманчиво.

— Воля ваша, а я уж постараюсь вам услужить, любезный кабальеро.

— Вот и славно. Хоть я и уверен, что сеньора, чьим гонцом я вызвался быть, настоящая богиня и вкушает лишь аромат цветов, а пьет лишь утреннюю росу, но все же приготовь самые отменные кушанья и покажи комнату, где думаешь ее принять.

Хозяин распахнул дверь в большую комнату, побеленную известкой, с белыми занавесками на окнах и дубовыми столами, и сказал:

— Здесь.

— Хорошо, — промолвил приезжий. — Подай-ка мне стакан хересу да узнай, дали ли меру ячменя моему коню. И срежь в саду самые лучшие цветы для букета.

— Слушаюсь, — ответил хозяин. — А сколько приборов ставить?

— Два, для отца и для дочери. Люди, услужив господам, поедят на кухне; накормите их получше.

— Будьте спокойны, любезный кабальеро. Когда гость говорит как вы, можно быть уверенным, что ему будут служить быстро и хорошо.

И хозяин, словно торопясь подтвердить сказанное, вышел из комнаты и крикнул:

— Эй, Хиль, два прибора! Перес, ячмень коню задали? Амапола, мигом в сад за цветами!

— Превосходно, — с довольной улыбкой промолвил всадник. — Теперь мой черед.

Он снял с цепочки, висевшей на шее, золотой медальон величиной с голубиное яйцо, покрытый ажурной резьбой, открыл его, положил на стол, принес из первой комнаты горящий уголек, поместил в золотую коробочку и присыпал щепоткой порошка — и тотчас же по комнате развеялся дым, наполнив ее тем нежным и стойким ароматом, что ласкает ваше обоняние, когда вы входите в спальню арабской женщины.

Тут появился хозяин, держа в одной руке тарелку со стаканом хереса, а в другой — только что откупоренную бутылку; следом за ним шел Хиль, неся скатерть, салфетки и стопку тарелок; позади Хиля выступала Амапола с огромной охапкой пламенеющих цветов — во Франции они не растут, но в Андалусии так обычны, что я даже не сумел узнать их названия.

— Выберите самые лучшие, — сказал девушке приезжий. — А остальные дайте мне.

Амапола взяла самые красивые цветы и, показывая букет, спросила:

— Так хорошо?

— Превосходно, — ответил тот, — перевяжите его.

Девушка поискала глазами веревку, бечевку, шнурок.

Но приезжий выхватил из кармана ленту, отливавшую золотом и пурпуром, как видно заранее припасенную для букета, и отсек кинжалом кусок.

Он передал ленту Амаполе; она перевязала букет и положила его по указанию молодого человека на одну из тарелок, которые Хиль только что расставил на большом столе.

А приезжий собственноручно разложил остальные цветы на полу от двери, выходившей во двор, до стола, так что образовалась пестрая дорожка наподобие тех, что устраивают к святому причастию в праздник Тела Господня.

Затем он позвал хозяина харчевни и сказал ему:

— Приятель, вот филиппдор за то, что я ввел тебя в расход.

Хозяин отвесил поклон.